Михаил Серегин - Тайна черного ящика

Он беспомощно оглянулся в поисках поддержки, но Чугункова звать все же не стал, и это в моих глазах позволило набрать ему очки.

– Ладно, оставим мою ногу в покое, зарастет быстрее. Но ты хотя бы представляешь себе, сколько раз ты рисковала жизнью? – наконец спросил он. – Извини, конечно, за сравнение, но, если бы ты до Алескерова не добралась, отряд, как говорится, не заметил бы потери бойца! А если бы они уложили меня? ФСБ этого только и добивалась. Я бы сам им подыграл, и тогда ты имела бы веские основания подозревать меня в сговоре с ФСБ. А что? Я позволяю себя где-то убить, причем в каком-то непонятном для россиян месте, в Иране, а потом на меня вешать можно абсолютно все что угодно, возразить я уже не смогу.

«С логикой у него в порядке, – отметила я про себя. – Надо почаще менять интонацию, не давать ему возможности собраться».

– Ладно, убедили! – попыталась я продолжить свою тактику, но он меня перебил:

– А вот ты меня, извини, не убедила! Какого черта ты удрала, ни слова не сказав мне? Что это за самодеятельность такая?

«Агрессивность в норме, – отметила я. – Попробуем с другой стороны».

– А вы сами поймете, Николай Яковлевич, – сказала я тихо и очень сочувственно, – если вспомните, в каком вы были состоянии, когда узнали об этой провокации со стороны ФСБ…

Я легко протянула руку и погладила его по черным с проседью волосам. Он опешил и смотрел на меня как-то даже испуганно. Как мальчишка, которого впервые поцеловала взрослая женщина.

«Вот черт! – подумала я. – Он, похоже, не врет! Но это еще не все…»

Я улыбнулась, очень открыто и смело глядя ему прямо в глаза.

– А помните, как вы объявили: «Эта женщина принадлежит мне!» Я тогда подумала, что, если бы это было правдой, это была бы самая счастливая минута в моей жизни…

И тут он меня убедил окончательно. Если бы он рассмеялся, или продолжил бы в тон мне, или перевел бы все в шутку, я бы ему не поверила. А он вдруг мгновенно превратился из мальчишки в очень взрослого и сильного мужчину, обнял меня и сказал:

– Да брось ты, Ольга! Ты красивая, умная и смелая женщина… Будь я помоложе, влюбился бы в тебя, честное слово. Да я, наверное, и сейчас… Но в нашем с Костей возрасте это все по-другому… У тебя еще все будет! И любовь, и семья, и дети… Поверь мне, я очень много женщин видел на своем веку…

И я ему поверила. Нет, не тому, что он говорил, это к делу не относится, хоть мне и больно стало от его слов. Я поверила, что он, Николай Яковлевич Менделеев, говорит правду.

Он никогда не вступал в тайные отношения с ФСБ, направленные на подрыв авторитета МЧС. Число моих подозреваемых сократилось на одного человека…

Чугунков как-то незаметно появился в салоне и, подойдя к нам, развел руками.

– А я-то думал, что вы до самой Москвы будете выяснять, кто из вас работает на ФСБ, – улыбнулся он. – Так, может быть, и меня примете в свою компанию, раз все уже выяснили?

– А я вспомнила, кого напомнил мне тот ваш старый знакомый, Константин Иванович, – сказала я Чугункову, – который помог Анохину задержать Менделеева в салоне и не пустил в кабину к пилотам. Я думаю, это он устроил взрыв в самолете, он и первого пилота убил, оттого самолет и потерял управление.

Я повернулась к Менделееву и добавила:

– Скорее всего, на нем и смерть вашего старого приятеля, Леши, с которым вы летели в Красноводск и который первым заподозрил неладное.

– Я давно его вспомнил, – подтвердил Чугунков. – Его, кстати, не обнаружили ни среди спасенных, ни среди погибших, когда подняли самолет…

– Постойте, – перебил его Менделеев. – Объясните мне, о ком вы говорите? О том тощем, как жердь, хмыре, который ботинком мне по физиономии съездил? Вы его знаете, что ли?

– О нем, – подтвердила я. – О полковнике ФСБ Краевском. Он автор всей этой провокации. И у меня такое чувство, что нам с ним еще придется встретиться.

Мы все задумались и надолго замолчали…

…Рассказать об этой моей каспийской одиссее осталось совсем немного.

Анохин, за которым Менделеев следил во время своих иранских скитаний, как ревнивый муж за любимой женщиной, так и не смог от него улизнуть, хотя и пытался не раз. Его привезли в Москву, за него взялись опытные в допросах следователи из ведомства Чугункова и в итоге заставили рассказать все как было.

Он сдал всех: и Краевского, и первого пилота, которого, как оказалось, тоже купил Краевский, а потом просто убил, признался, что хотел сбежать в Иран, а героин украл у своих же питерских наркодельцов, на которых работал, привозя в Питер наркотики из Туркмении и Казахстана, приспособив для этой цели «черный ящик» своего самолета. Министр выступил на закрытом заседании правительства. Что он там рассказывал и какие фамилии называл, мне осталось неизвестно, но некоторые головы в ФСБ полетели, правда, из среднего звена. К нашему с Чугунковым удивлению, нигде не фигурировала фамилия Краевский.

Я поняла, что предчувствие меня не обмануло. В его смерть я не верила, а это означало только одно – что наши с ним дороги еще пересекутся…

Я редко вспоминаю эту историю, но иногда, когда до моих ушей долетает заунывный напев восточной песни, на меня наваливается грусть и горечь оттого, что я никогда уже не увижу наивного лица Зухры и не услышу ее страстного голоса, шепотом произносящего английские слова с таким истинно восточным, ласкающим слух смыслом:

– Любовь моя!..