Ричард Кондон - Аригато

Количество телекомментаторов, которым предстояло освещать событие, превышало три десятка. Французская пресса прислала сотни репортеров, фотографов, экспертов и обозревателей. Национальное радио готовилось к прямой трансляции. 13000 поставщиков вин не находили себе места, потому что только четыре из вин Франции, один коньяк и один ликер должны были стать украшением торжества.

Капитан тепло поздоровался с Отарди, спросил о здоровье жены Эмили и дочерей – Ортанс, Дениз и Франсуаз. Но из машины он не выходил и в ресторан, где собирались великие кулинары, не заходил. Он поехал обратно в отель и залез в ванну, оставив Франкохогара в одиночестве добывать себе славу.

Когда он принимал ванну, зазвонил телефон, находившийся в спальне, в тридцати футах от него. Бормоча ругательства, он вылез из ванны и прошел к телефону, оставляя на полу мокрые следы.

– Алло? – сказал он, завертываясь в полотенце.

– Колин?

– Да, а кто это?

– Это я, Джим.

– Джим? Ты здесь?

– Нет, я в Вашингтоне, в Белом Доме.

– А… понятно. Привет президенту.

– Его нет, он уехал. Слушай, тебя слышно так, будто ты в соседней комнате, – дядюшка Джим всегда это говорил.

– Как там наши?

– Прекрасно, Колин. Мы все завтра вылетаем в Лондон утренним рейсом.

– Я очень рад.

– Напрасно. Мы – что-то вроде команды линчевателей.

– И кого же вы собрались линчевать?

– Тебя, кого же еще? Ты не мог бы завтра подъехать в шесть вечера на Фарм-стрит?

– Меня? За что?

– Завтра все и объясним. Так ты подъедешь?

– Я ничего не понимаю, Джим. Спасибо, что хоть предупредили.

– Значит, мы тебя ждем, Колин.

– Да, конечно, но…

– Значит, завтра в шесть. Не пытайся увильнуть, Колин! – дядюшка Джим положил трубку.

Наконец до капитана начало кое-что доходить. Это была самая сильная атака на него за все время. Никогда еще эта пятерка не собиралась в одном месте и в одно время в Лондоне со времени его женитьбы. Ему нужно было срочно усесться за игорный стол, чтобы унять нервную дрожь, иначе трудно было бы дожить до завтрашних шести часов вечера. Ведь не зря же дядюшка Джим говорил о «команде линчевателей» и не назвал причины. Колин попытался дозвониться до Битси, но ее не оказалось дома, или же она просто не подходила к телефону.

Капитан держался мужественно – ни одна жилка на его лице не дрогнула. Он просто уставился в стену, сев на край кровати. Его лицо ровным счетом ничего не выражало. Затем он, не торопясь, встал и вернулся в ванную. Плечи были расправлены, подбородок высоко поднят, позвоночник – сплошная вертикаль. Растянувшись в ванне, Колин подумал, что его жена, кажется, готова на все. Без нее ему жить не хотелось. Придется покончить с собой при помощи колеса рулетки или колоды игральных карт.

Спасло его от смерти общество Шафрана и Джона Брайсона – завзятых игроков. С Брайсоном играть было трудно – ему постоянно везло.

Они решили, что в баре у «Отарди» будет слишком много народу, поэтому встретились для аперитива в баре «Отель-Сплендид». Капитан давно уже не виделся с Брайсоном – с прошлого лета. Тот был в хорошей форме, хотя и старше лет на двадцать Шафрана и Хантингтона. Брайсон слыл меценатом и был женат четыре раза. Он был очень богатым банкиром из Питтсберга и при этом очень удачливым игроком – его состояние позволяло ему играть независимо от суммы выигрыша или проигрыша. Он любил играть по-крупному, но будучи хорошим банкиром, предпочитал делать это не в своей стране – не в Лас-Вегасе и подобных местах – а только во время своего ежегодного шестинедельного отпуска в Европе. Брайсон был высоким, седовласым человеком, он носил очки в тяжелой роговой оправе. Шафран был низкорослым, коренастым блондином с характерным носом и далеко выступающей вперед нижней челюстью – словно у него был полный рот воды. Все были рады встрече, и Брайсон даже выставил на стол бутылку «Дом-Периньон» 1961 года, после чего завладел разговором.

– Никсон – дерьмо! – заявил он на вопрос капитана: «Как там у вас?» – Мы скоро скупим эту сраную страну по десять центов за доллар, как в тридцать втором году, если только этого сукина сына переизберут на второй срок. Я – целиком за него!

– Я слышал разговоры, – деликатно вмешался Шафран, – что сегодня вечером кто-то будет готовить рыбу в соусе из красного вина. Вы ничего не слыхали?

– Я знаю только о том, что будет готовить Хуан Франкохогар, – ответил капитан.

– А на кой черт вообще готовить эту вашу рыбу в красном вине? – вмешался Брайсон, – если ваши кухмистеры уже заранее решили, кто там из них лучше всех?

– Я не думаю, что это так, – ответил Шафран, – хотя все может быть.

– Хотите пари? На тысячу фунтов? За то, что рыбы в красном вине сегодня не будет?

– Принято.

– Ваши условия?

– Вы поставили тысячу фунтов за то, что не будет рыбы в красном вине.

– Принято, – Брайсон сделал пометку позолоченным карандашом в своем блокноте.

– Пожалуй, пора, джентльмены, – вмешался Шафран, – на этот обед не стоит опаздывать.

Они допили вино и поднялись из-за стола. Капитан впервые почувствовал облегчение с тех пор, как Битси обнаружила пропажу Ватто.

Им понадобилось минут двадцать, чтобы проехать пятьдесят ярдов до «Отарди», и еще столько же, чтобы пробиться через толпу зевак, репортеров и полицейское оцепление. Французские полицейские делали профессиональную стойку при виде шоколадного «Роллс-Ройса» – в размышлении о том, сколько налогов владелец этой машины должен заплатить в казну, а опытные журналисты взрывались аплодисментами, узрев гонконгские номера, освобождавшие от налогов. Особенно восхищало их то, что верх «Роллс-Ройса» был откинут, а внутри сидели трое необычайно респектабельных джентльменов.

Внутри ресторана была масса знакомых – весь Париж, весь Бордо, все Канны и Сент-Мориц. Трое мужчин ежесекундно пожимали руки, целовали в щеку дам, говорили комплименты. Их сопровождал сам Отарди (поскольку капитан Хантингтон был одним из спонсоров этого конкурса). Их провели к изящному столику, сервированному на троих, откуда они могли обозревать весь зал, полный оголодавших леди и джентльменов.

– Черт побери, – сказал Брайсон, – я проделал весь этот путь из Питтсбурга в надежде подцепить хоть парочку новых французских шлюх.

– Простите, я вас не понял, – сказал Шафран.

– Шлюхи все те же. Все знакомые. Капитан раскрыл меню и начал внимательно изучать его. Все было расписано очень лаконично и четко. Между Полем Бокюзом, Колонж-а-Мон-д'Ор и Жан-Пьером Аберленом, Илльхаузерн, значился Хуан Франкохогар, «Марочные вина Хантингтона», Лондон.

– Ну, что там? – спросил Брайсон.

– Это прямо как сон наяву, – пробормотал капитан.