Виталий Гладкий - Ликвидатор

Да-а, а Муха – сукин сын не промах… Интересно, о чем он там сговаривался с Львовичем? А появление выручившего меня и Вараксина "мерса" – мой пахан явно знал, где и когда нас подберут, чтобы отвезти на встречу…

Шустер курилка… Ладно, бугорок пупырчатый, ты меня только состыкуй с Толоконником. Вот тогда и посмотрим на вашу крутизну, "пионеры перестройки"…

Уже стоя на лужайке перед виллой Бориса Львовича в ожидании, когда он распрощается с Мухой, я вдруг почувствовал чей-то взгляд.

Посмотрев на окна здания, я увидел прильнувшую к стеклу Лизу-ЛизаветуЭльжбет. Ее миловидное лицо было белее мраморных стен, а в потемневших, широко распахнутых глазах плескалась такая боль вперемешку с тоской, что мне стало не по себе.

Я отвернулся, сделав вид, что не заметил ее. Никто не виноват, что есть дороги, которые выбираем мы и которые выбирают нас.

В той стране, которая вспоминалась мне лишь несвязными обрывками, место, куда Бхагат Синг пригласил Попова, наверняка называлось бы "отдельным кабинетом". В Катманду это был китайский ресторан, низкое, приземистое здание которого разбили на хаотические клетушки, декорированные под старину.

Я сидел в одной из таких клеток и пытался выдавить вежливую улыбку официанткам-китаянкам, сервировавшим низенький столик.

Рядом, через тонкую бамбуковую стенку, бражничали "сахиб Рус", какая-то женщина и болтливый, как обезьяна, сикх. С ним я договорился, что явлюсь в этот "отдельный кабинет" только тогда, когда он подаст знак, – мне нужно было, чтобы Попов влил в себя побольше спиртного. Со слов Бхагат Синга я знал, что он всегда настороже и, только когда под крупной мухой, несколько расслабляется.

Конечно, я не боялся Попова, но мне не хотелось, чтобы он с горячки устроил в ресторане стрельбу, – сикх каким-то образом ухитрился выведать, что "сахиб Рус" никогда не расстается с пистолетом.

Меня смущало единственное – женщина.

Я видел ее лишь со спины, она явно была не из местных, и мне приходилось мучиться в догадках, как случилось, что Бхагат Синг притащил сюда вместо одного Попова еще и нежелательный довесок.

Наверное, сикх просто не смог убедить Попова о встрече только наедине; или тот был чересчур большим бабником. Хотя… могла быть и иная причина…

Но гадать попусту я не стал – теперь, когда кончик нити, что может привести к разгадке моей тайны, так близок, ничто и никто меня не может ни поколебать в моих намерениях, ни остановить.

Я без аппетита ковырялся палочками в разрисованных драконами чашках, где находились какие-то странные яства, но у меня даже не было намерений распознавать, что это такое.

Еда – она и есть еда, в каком бы виде ее ни подавали, и что бы там ни составляло ее содержимое. Такому подходу к пище я научился у Юнь Чуня.

Он не ел в общепринятом смысле слова, а питался, черпая из всего необходимые организму витамины и калории в строго дозированных количествах. На таких, с позволения сказать, харчах европеец протянул бы ноги к концу второй недели, а отшельник пребывал в отменной физической форме и сохранял острый и ясный ум.

– Сахиба, сахиба!

Мелодичный голос молоденькой китаянки заставил меня отвлечься от размышлений. Она улыбалась так, как это умеют только восточные женщины.

– Что тебе нужно? – Мой вопрос прозвучал не очень приветливо.

– Девиски, класивый девиски, сахиба лубить. Сахиба будет холосо…

– Нет. Не требуется, – ответил я по-китайски. – Сахиб знает наш язык?

Китаянка была очень удивлена – мало кто из белых, живущих в Непале, снисходил до изучения восточных языков. И не только по причине их сложности. Подковерная схватка рас и религий, ведущаяся с незапамятных времен, все больше набирающая обороты, особенно ощущалась именно в тех регионах, где происходило наибольшее их смешение.

– Немного.

– Вы не пожалеете, сахиб. У нас очень хорошие девушки…

– Разве я не ясно выразился?

– Сахиб… болен? – Наверное, мой отказ для китаянки звучал дико.

– Болен? – Я смутился.

Странно, почему я не испытывал влечения к женщинам? Ни когда жил в горной деревне, ни здесь, где их множество. А ведь я еще достаточно молод…

Интересно, сколько мне может быть лет? Двадцать пять, тридцать? Возможно, больше? Временами я чувствовал себя совершенно юным, а иногда казался древним старцем, каким-то чудом сохранившим молодость.

– Разве я похож на больного?

– Нет, но… – Девушка замялась.

– Говори, не стесняйся, – подбодрил я ее – тема, затронутая китаянкой, вдруг показалась мне интересной и достойной внимания.

– Бывает, что мужчина не всегда… не всегда может выразить себя в обществе женщины. Особенно в интимной обстановке.

– Наверное, бывает, – согласился я. – И что тогда?

– О-о, сахиб, этому можно помочь! – обрадовалась девушка.

– Как?

– Есть много способов…

– Например?

– В Индии существует целая наука о любви. Ласки…

– Это и так понятно, – перебил я китаянку. – И не нужно путать любовь и то, что ты сейчас предлагаешь.

– Как пожелает сахиб… – потупилась девушка. – Но мужчина не может долго прожить без женщины.

– Допустим. Однако я хотел бы знать, какие еще есть способы, чтобы мужчина почувствовал влечение к женщине… даже если он ее не любит?

– Различные мази, женьшень, печень акулы… шпанские мушки…

– Достаточно. – Мне хотелось рассмеяться, но я не мог. – Ты еще забыла спиртное.

– Да, да! – обрадовалась китаянка. – Сахиб мудрый человек. Я сейчас принесу… Какой напиток предпочитает сахиб? Виски, вино?

– Сахиб предпочитает чай, – оборвал я ее на полуслове. – А теперь оставь меня одного. – Мои слова прозвучали приказом.

– Прошу меня простить, сахиб…

Китаянка исчезла, как бесплотный дух. Я был несколько раздосадован тем, что позволил себе ненужную в данный момент болтовню. Раздосадован и даже раздражен.

Что это со мной? Почему разговор о женщинах и о моих мужских проблемах в частности вдруг заставил сильнее забиться сердце?

Я закрыл глаза, пытаясь разобраться в странных ассоциациях, навеянных предложением китаянки. Перед моим внутренним взором вдруг появилось чье-то лицо… далеко-далеко… женский лик с размытыми деталями.

Это был просто овал, но он почему-то светился, излучал неземное сияние… Лицо приближалось, свет усиливался… я пытался помочь этому облику выкристаллизоваться, проявиться, стать узнаваемым… однако он лишь увеличивался, заполняя тревожным ожиданием чего-то непонятного, пугающего и одновременно невероятно желанного, как сладкая и смертоносная песня сирен, завлекавших мореплавателей древних времен в западню.

Ну, пожалуйста, сбрось вуаль, скрывающую твои черты! Я знаю, уверен, что ты именно та, что люблю… и не могу вспомнить.