Виталий Гладкий - Обреченный убивать

Это море, и эта орава людей, с утра до вечера галдящая и что-то жующая на пляжах, и озверевшее солнце, от которого нет спасу даже в тени, в конце концов сведут меня с ума. Я боюсь сорваться, из последних сил сдерживаю себя в мелких конфликтах, порой случающихся в бесконечных очередях за жратвой.

Иногда мне хочется выхватить наган и стрелять, стрелять в эти потные, самодовольные рожи отдыхающих, а последней пулей разнести вдребезги свою башку, наполненную не мозгами, а, как мне кажется, горячей клокочущей грязью. Вот была бы потеха…

Деньги… Их у меня много. Больше чем достаточно. Можно купить все, что душа пожелает. Но что у нас купишь? И зачем, кому?

Одеваюсь я просто, мне особо "светиться" незачем, кутежи в ресторанах не по моей части, потому как спиртного в рот не беру, а женщины… Они у нас бесплатные. За исключением путан, но на этих крыс у меня душа не встанет, я ими брезгую.

К спиртному у меня отвращение сызмала. Пьяные гульбища моей матери, забулдыжного вида хмыри, от которых за версту перло сивухой и грязным бельем, напрочь отшибли желание хотя бы попробовать этого зелья.

Видимо, из-за упрямого неприятия шабаша, годами не прекращавшегося в нашей коммуналке, я и начал заниматься дзюдо. Учился я на удивление хорошо, меня даже, как мастера спорта, приняли в институт физкультуры.

Все могло быть совершенно иначе в моей жизни, не случись стычки с очередным "папашей" – ему вздумалось поучить меня уму-разуму. Я его так отходил, что он месяц валялся в реанимации. Из института меня конечно же выперли…

Ее я заметил сразу.

Ужинал я обычно в ресторане; был один из порядком надоевших мне угарных кабацких вечеров. Она пришла с подругой, шикарной шлендрой в "фирме", лупоглазой и нахальной. Я как увидел ее, так и прикипел взглядом, хотя "фирмовая" деваха тоже была вполне ничего.

Интересно, почему я люблю таких незаметных, серых мышек? Красота их неброска, по натуре они добры и чертовски наивны. Эта была к тому же еще и стеснительна до невероятия. Видно, чтобы уговорить ее пойти в ресторан, лупоглазой выдре пришлось немало потрудиться.

Их столик находился неподалеку, до меня даже изредка долетали обрывки разговоров. Говорила больше лупоглазая, а "мышка" только кивала растерянно и сжималась в комочек, когда подходил очередной кавалер приглашать на танец. Она отказывала всем подряд, не поднимая глаз, что вызвало прямо-таки водопад гнева ее шустрой подруги, возле которой крутились два грузина.

– Дурочка… шикарные ребята… Чего тебе еще нужно? – зло бубнила лупоглазая в перерывах между танцами. – Так и останешься старой девой… Корчишь из себя недотрогу…

"Мышка" кивала, соглашаясь и едва сдерживая слезы, но проходила минута-другая и очередной фраер топал от нее не солоно хлебавши.

Конечно, подойти к ней я не решился, знал, что откажет. Вышел я из ресторана раньше, чем они. Рассудил так: поначалу узнаю, где она живет, а потом… Впрочем, что будет потом, мне представлялось весьма смутно.

Вскоре появились и они в компании трех грузин. Лупоглазую обнимали сразу двое, а третий что-то квохтал, бегая вокруг "мышки", видимо, уговаривал.

Но она упрямо мотала головой и не спешила к автостоянке, где горделиво сверкала лаком машина "тружеников Востока", японская "тойота".

– Ну чего ты? – цыкнула на нее лупоглазая. – Едем. И точка. Решено.

– Извини, но я остаюсь, – впервые услышал я ее голос; он был тих, но ясен и мелодичен, как звон хрусталя.

– Э-э, нэт, зачэм так гавариш? Подруга зовет – нэ хочэшь, да? На руках понэсу… – Ухажер "мышки" сгреб ее в охапку.

Но она неожиданно резким и сильным движением для довольно хрупкого тела освободилась из его объятий и попыталась уйти. Тогда на помощь ее ухажеру пришел его товарищ, и вдвоем они потащили "мышку" к машине.

– Я буду кричать. Отпустите меня. Сейчас же отпустите, – взмолилась она.

– Молчи, дурочка! – прикрикнула на нее лупоглазая. – Иначе сейчас получишь от меня по башке.

Я подошел к компании, когда "мышка" начала плакать.

– Отпустите девчонку, генацвале, – как мог спокойно, обратился я к главному, здоровенному горбоносому бугаю. – Хватит вам и одной.

Он молча, даже не глядя в мою сторону, оттолкнул меня и открыл дверцу машины.

– Садитесь, – сказал он компании. – И поехали…

Судя по всему, это были "кидалы", наши доморощенные гангстеры автомобильных рынков, и в другое время, при иных обстоятельствах я бы не рискнул с ними связываться. Но неделями копившаяся злость затуманила мне мозги.

Я решительно шагнул вперед и оттер от грузин девчонку, которая тут же спряталась за мою спину.

– Вы поедете, она останется, – твердо сказал я, едва ворочая непослушным от ярости языком.

Я видел, как главный лениво повел бровью, и один из них, высокий, худощавый, с родинкой под глазом, молниеносно выбросил вперед кулак, целясь мне в челюсть.

И попал в пустоту. Но удивиться не успел: мой ответный удар опрокинул его на землю, где он и затих.

Все на какое-то мгновение остолбенели. Первым пришел в себя горбоносый бугай:

– Мы тебя сейчас рэзать будэм…

В этом у меня сомнений не было; такие ребята зря не суетятся и слов на ветер не бросают. – Не советую…

Я взвел курок нагана и направил ствол в толстый живот бугая.

– Свинец чересчур вреден для пищеварения, – сказал я назидательно.

Они как-то вдруг отрезвели и сникли. Ребята были битые, сразу поняли, что у меня в руках не детский пугач, а настоящая "пушка", потому пробовать судьбу на авось не стали.

– Мы с тобой еще встрэтимся… – выдавил из себя горбоносый, садясь за руль.

– Лады, – ответил я, кипя от злобы и едва сдерживая палец на спусковом крючке. – Готов в любое время. А сейчас – проваливайте.

Они затащили пришедшего в себя забияку на заднее сиденье и уехали, увозя с собой лупоглазую.

– Пойдем… – пряча наган, обернулся я к тихо всхлипывающей "мышке". – Тебе куда?

– Т-туда… – показала она в темноту.

Некоторое время мы шли молча, а затем вдруг она остановилась и пролепетала в отчаянии:

– Нет, туда… туда не пойду.

– Почему?

– Они могут быть там, на квартире, где мы с Никой живем…

– Ты здесь отдыхаешь?

– Д-да…

– Дела-а… – задумался я. – Вот что… Как тебя зовут?

– Ольга…

– Значит, так, Ольга, как я понял, ночевать тебе негде. Поэтому пойдем ко мне.

– Но… – робко пискнула она.

– Никаких "но", – как можно строже прервал я ее. – У меня в комнате две кровати, есть комплект чистого белья. И не дрожи ты, все позади…

Так она и вошла в мою неприкаянную жизнь – нечаянно, негаданно, не сказал бы, что тихо и незаметно, но по-будничному просто, будто я и она ждали этого момента долгие годы, ждали наверняка, не разменивая свои чувства на житейские мелочи, а храня их, как скупец свои сокровища.