Виталий Гладкий - Кровь за кровь

Водонапорная башня располагалась рядом с котельной. К баку была приварена металлическая лестница и я, не переводя дыхания, полез по ней вверх.

– Ты куда? – тяжело дыша, спросил Плат.

– Потом поговорим! Поднимайся!

Мы забрались на бак и через монтажный люк, тоже по лестнице, спустились в темное влажное нутро огромной бочки. Вода была холодной и пахла тиной. Уступив место на лесенке раненому Сереге, я нырнул по шею, но мои ноги дна не достали.

– Все-таки искупаться нам пришлось, – сказал я, переводя дух.

– Думаешь, здесь искать не будут? – спросил Плат.

– Заглянуть могут. Тогда придется нырять с головой. И сидеть под водой до посинения – пока не уберутся. Но я считаю, что вряд ли сюда кто-нибудь сунется. Оставшиеся в живых охранники мертвецов спишут на нашего "конкурента" /надеюсь, он сумел уйти/ и подскажут омоновцам, сколько их здесь в наличии. А свести дебет-кредит не сложно.

Надеюсь, менты до двадцати считать умеют…

Мы проторчали в баке водонапорной башни до темноты. И задубели до зубодробительной дрожи. Особенно я, выступающий в роли водяного. Как я и предполагал, осмотреть бак не догадались. Но территорию лагеря омоновцы прочесывали часа три. И самой интересной новостью, которую нам удалось подслушать /благо бравые парни голосовые связки не жалели и высказывались об увиденном с истинно солдатской прямотой/, было то, что одним из командиров оперативной группы захвата являлся Жердин. Жердин! Неужто мы с Платом ошибались и капитан не продажная шкура? А как же тогда оценивать его контакты с Каргиным?

Но болтать на эту тему у нас не возникло ни малейшего желания. До времени анализа необходимо еще было дожить. А к вечеру я не то что языком не ворочал от холода, но и едва шевелил задубевшими членами. Когда наконец в лагере все успокоилось и над ним повисла долгожданная тишина, мы начали восхождение по лесенке к люку. Да, на этот номер стоило бы когда-нибудь посмотреть… Плат, несмотря на ранение, все же держался бодрее – не так замерз. А я полз вверх словно парализованный, подтягиваясь по сантиметру. Когда мы в конце концов очутились внизу, у подножья башни, то мне показалось, будто мои жилы натянуты на барабан и лебедка все еще продолжает работать…

Мы бежали практически без остановки часа два: поначалу трусцой, еле-еле передвигая ноги – как узники Освенцима, а потом уже и побыстрее. Чтобы согреться. Хорошо, что сторожевых собак не выпустили из вольеров. В лагере осталась охрана из омоновцев, но они закрылись в административном здании и предались возлияниям. Наверное, разыскали неприкосновенный запас спиртного, который хранил шеф охранников.

До города мы добрались уже во втором часу ночи. Когда я разделся и залез под горячий душ, мне показалось, что я в раю. Только там может быть такая благодать и нега.

Подольше понежиться в собственной постели мне не дал Серега. Этот охламон приперся в семь утра, когда мне начали сниться эротические сны. Блин!..

– Тебя что, Машка выперла? – пробурчал я недовольно и снова лег в постель.

– Нам нужно разыскать нашего "конкурента", – без обиняков заявил Плат и стянул с меня одеяло.

– Зачем он тебе?

– Я уверен, что Кристина находится у него.

– Сногсшибательная новость… – Я саркастически ухмыльнулся. – Не волнуйся за нее.

Ничего с нею не станется. Она жива-здорова и скоро будет дома. Какой смысл нам дальше ковыряться в этом деле, если вышел полный облом? Премия-то тю-тю…

Плат смотрел на меня долго и пристально. Наконец он разродился гневной тирадой:

– Сволочь ты, Сильвер! Ведь тебе уже известно, кто этот человек. Не так ли? Так, черт тебя дери! Ты узнал его. Только возрази, что я не прав!

– Вот пристал, как банный лист… – Кряхтя, я встал и на деревянных ногах пошел в душ. – Свари кофе, дорогой шеф, – сказал я на ходу.

Когда я оделся, завтрак уже был готов. Плат даже яичницу мне поджарил из двух какимто чудом завалявшихся яиц.

– Леща кидаешь? – спросил я, намазывая масло на сухарь.

– Так ты знаешь, кто он, или нет? – Серега смотрел на меня словно училка на двоечника.

– Ну ты настырный… Скажем так – догадываюсь. Его сейчас трудно узнать…

– Где он живет?

– Желаешь зайти к нему в гости? Тогда сразу закажи бригаду дворников – чтобы потом тебя аккуратно соскребли со стенки. Пусть он уходит, Серега. Ему нужно линять из города и как можно скорее. И он это сделает, уверен. Не нужно нам путаться у него под ногами. Чревато. Я бы нашему "конкуренту" памятник поставил за то, что он сделал. Эту мафиозную мразь, насилующую тела и души детей, не то что убивать – живьем на кусочки резать нужно. Ты хочешь сдать его ментам? Тогда извини, в этом деле на меня не рассчитывай.

– Ни в коем случае. – Плат смотрел на меня с укоризной. – Неужели ты так плохо обо мне думаешь?

– Тогда с какой стати ты напрашиваешься на рандеву с "конкурентом"? Делать больше нечего?

– Как раз есть что. Сильвер, до нас могут докопаться. В пионерском лагере мы здорово засветились. Несколько допросов – и нас заметут. Поверь, в милиции есть очень неглупые люди. Например, тот же самый Жердин. А раскрутка пойдет капитальная. Представь, сколько известных имен всплывет во время расследования. Нас прицепят за компанию.

Ты желаешь остаток дней провести в тюрьме?

– Типун тебе на язык! Лучше я до пенсии буду работать грузчиком. Или ассенизатором. И что ты предлагаешь?

– Нам нужно признание этого мужика. Пусть уезжает, задерживать мы его не будем. Да, наверное, и не сможем…

– Как сказать… – буркнул я, задетый за живое.

– А потому, – продолжал Плат, – очень неплохо бы получить от него признание.

Составленное письменно и собственноручно. Ведь он человек умный и должен понимать, что нам все равно придется его сдать. Или, в крайнем случае, его вычислят правоохранительные органы. Что все едино.

– Надеешься, что наш "конкурент" добрый самаритянин? – спросил я с иронией. – А если он уже далеко от города?

– Может быть и так. Тогда мы найдем его квартиру и быстренько позвоним куда следует.

Опередим события. Повторюсь – нам все равно не избежать свидания со следователем.

– Ладно, уговорил… – Я допил кофе и встал. – Пойду оденусь потеплее. А то из меня холод до сих пор выходит…

Этот район я знал не хуже остальных. А возможно и лучше. Здесь находился полуподвал, куда я с пацанами ходил к сэнсэю Ли заниматься тэквондо. Впрочем, пожилого китайца звали совсем по другому, но имя Ли прилипло к нему намертво и он даже не пытался както исправить неточность. Это был большой мастер. Жил он одиноко и замкнуто.

Поговаривали, что в свое время Ли работал на внешнюю разведку и много лет прожил в Японии и Китае, но сэнсэй никогда даже не обмолвился о своей исторической родине. С нами он возился по очень простой причине – чтобы не так остро чувствовать наступление старости и сопутствующее ей одиночество. Удивительная мягкость и тактичность странным образом сочетались в нем с жестким, неуступчивым характером. Ли гонял нас до седьмого пота, добиваясь четкости исполнения приемов по тем временам экзотической борьбы. И за малейшее нарушение режима выставлял за дверь оборудованного им же спортзала. Мы просто боготворили этого старого китайца, умело направлявшего избыток юношеской энергии на нужное и полезное дело.