Виталий Гладкий - Кровь за кровь

"истинно народной", партии с мудреным названием.

С Бобом я впервые схлестнулся по крупному в десятом классе, когда однажды, подшакалив деньжат, повел свою девушку в престижный бар "Пингвин". До этого мы поддерживали вялотекущий нейтралитет, иногда заканчивавшийся мелкими, чисто ребячьими стычками. Уж не помню, как все начиналось, но около двенадцати ночи крутая и упакованная компашка Боба вывела меня под белые руки на свежий воздух, чтобы объяснить хаму и голодранцу Сильверу его место в иерархической системе городского сообщества. Наверное, парни из "хороших" семей думали, что я испугаюсь большого численного перевеса с их стороны и покорно подниму лапки кверху. Скорее всего, в таком случае я бы отделался парой оплеух и позором на мои будущие седины.

Но они не учли один, очень существенный, момент – я был с дамой. А мушкетеры ценят незапятнанную честь выше жизни…

Я дрался как полоумный. Меня просто заклинило. Кого я бил, кто меня пинал – ничего не помню. Мое тело обрушилось в какой-то черный провал, а на месте разума угнездился крохотный злобный демон, подпитывающий энергией мышцы, работающие в автоматическом режиме. Когда прибыл наряд милиции, то два дюжих мента еле оторвали меня от одного из друзей Боба, в которого я, словно бойцовый бультерьер, вцепился мертвой хваткой. На мне не было живого места, и "воронок", вместо положенного в таких случаях ИВС, отвез меня в больницу, откуда я, немного оклемавшись, сбежал среди ночи, спустившись с третьего этажа по водосточной трубе.

Как ни странно, но история моего эпического сражения дальнейшего развития не получила. Наверное, замяли высокопоставленные предки моих противников. Из стратегических соображений – времена наступили больно зыбкие, когда каждый неверный шаг или даже вздох мог аукнутся в близком демократическом будущем. А этой глупости поднаторевшие в интригах власть предержащие позволить ни себе, ни своим отпрыскам не могли.

Мажорам я мстить не стал. Им досталось от меня тоже будь здоров. Боб ходил с фингалом под левым глазом и надорванным ухом больше месяца, не говоря уже об остальных, которые при виде моей физиономии писали кипятком и прятались по щелям как тараканы.

Плат, собака, смеялся: "Сильвер, признайся, что ты дрался на пару с бульдозером. Так перепахать сытые мордуленции этих козлов можно лишь металлическим стругом".

После выпускного с Бобом я больше не встречался. До меня лишь доходили слухи о его невероятном коммерческом таланте и миллионах, которыми он ворочал. Иногда я посмеивался с наивности обывателей: такой бизнесвундеркинд мог вырасти только из кубышки, припрятанной ушлым Стебловым-старшим – как оказалось, вопреки опасениям партийной элиты, не до худших, а до лучших времен. Посмеивался и не завидовал – каждому свое…

Мои опасения, что официальная часть торжества затянется, оказались беспочвенными.

Инициативная группа не учла один очень существенный момент – накрытые столы, изобилующие деликатесами. Народ больше глотал голодные слюнки, нежели слушал проникновенное блеяние Палкина, и в конце концов, не выдержав этого тяжелейшего испытания, устроил, как писалось в прессе времен застоя, аплодисменты, очень быстро перешедшие в овации. Смущенный до глубины души таким бурным проявлением чувств бывших выпускников к своей персоне, директор со счастливыми слезами на глазах скомкал концовку речи, и ревущая от предвкушения большого сабантуя толпа потащила его к столам едва не на плечах.

Как-то так случилось, что мы оказались за одним столом с Бобом и Алиной. Я думаю, в этом вопросе подсуетился Маркузик, не без оснований полагавший, что в компании спонсора мероприятия и чай жирней. От нас не отстала и Лилька-Чугунок, с садистским самоуничижением пожирающая глазами бриллианты Сосиски. Поначалу разговор у нас не клеился, однако спустя час наши языки сорвались с привязи и теперь Лилька казалась мне той самой, прежней, и даже лучше. Верно говорят: не бывает некрасивых женщин, бывает мало водки. А этого добра на столах хватало.

Мы пили, пели, танцевали, играли в какие-то совершенно идиотские игры, вспоминали былые "подвиги", обменивались адресами и телефонами, так как многие поменяли место жительства, и даже приударяли за старыми подружками. Ближе к полуночи Плат куда-то исчез, Лильку утащили девчата – посекретничать, Маркузик закадрил захмелевшую Сосиску и она млела в танце на его плече, выслушивая цветистые комплименты и интригующие намеки, лишь мы с Бобом сидели, как два сыча, обстоятельно наливаясь спиртным под самую завязку.

– Ты на меня не обижаешься? – вдруг спросил он, когда мы в очередной раз приложились к "секретному" и очень дорогому виски, которое нам подали в графинчике под видом освежающего напитка.

– Пардон – за что? – Я и впрямь удивился совершенно искренне.

– Ну, за тот случай в "Пингвине"…

– Чудак… – Я весело рассмеялся. – Ты еще вспомни, как расквасил мне нос в первом классе. Так уж устроена жизнь: то, что в молодости считалось большой неприятностью, теперь вспоминается как захватывающее приключение, вызывающее приступы ностальгии.

– Никогда не думал, что ты способен на философские рассуждения.

– А я даже вообразить не мог, что учусь вместе с финансовым столпом общества.

И мы заржали, как застоялые жеребцы. Хмель еще больше шибанул по мозгам, и мы подружески обнялись.

– Выпьем? – спросил заметно оттаявший Боб.

– Наливай…

Мы хлобыстнули по стаканчику нашего "напитка" со льдом и, не сговариваясь, понюхали ржаную корку.

– Откуда у тебя плебейские привычки? – поинтересовался я, посмеиваясь.

– Не только привычки, но и сидор с сухарями под кроватью. Нынче такие времена, что никогда не знаешь как будет завтра. Сегодня ты на коне, а через день-другой уже тобою погоняют.

– Как по мне, так или грудь в крестах, или голова в кустах.

– Я слышал краем уха, что тебе пришлось и повоевать? – вдруг резко изменил тему разговора Боб.

– Как тебе сказать… – Я очень не любил касаться этой темы, но хорошее виски настроило меня на мажорный лад и язык сразу же начал доказывать, что он без костей. – В общем, я работник тыла…

– А… – Разочарование явно проступило на холеном лице Стеблова. – Значит, ты следовал армейскому девизу: держись подальше от старшины и поближе к кухне?

– Ты меня не понял. Я шастал по тылам противника. Спецназ…

– Ну! – оживился Боб. – Это клево. Герой нашего времени. Склоняю свою лысеющую голову перед истинным мужеством, – он церемонно кивнул и едва не ткнулся физиономией в собственную тарелку с остатками салата. – Черт! Кажется, я пьян.

– Настоящий мужчина считается пьяным только тогда, когда не может связать двух слов.