Виталий Гладкий - Наследство из преисподней

Девица не повелась на его наивную попытку продолжить разговор, сидела, уткнувшись носом в книжные страницы. Но Антон был мужик настырный, а потому атаковал ее с другой стороны:

– Если не пьете водку, то у меня есть отличное винцо… – С этими словами он снова нырнул в свой сидор и достал оттуда оплетенную лозой бутыль домашнего вина. – Молдавское, десятилетней выдержки. Старый друг привез. У нас была встреча в Москве. Так что не побрезгуйте, качество продукта и отменный вкус гарантированы.

– Я не пью, – отрезала девушка.

Наверное, она хотела сказать "не пью с разными проходимцами", если судить по выражению ее лица, но сдержалась.

– Вот те раз! – воскликнул Антон с искренним огорчением. – Вы уж извините, но я впервые вижу непьющего человека. Это у вас, милочка, такой принцип или вы природный феномен?

Черт побери! Я присмотрелся к Антону внимательней. А ведь этот сукин сын не так прост, как кажется на первый взгляд…

Его круглая "швейковская" физиономия по-прежнему источала благодушие и непосредственность, но в глубоко посаженных голубых глазках светилась насмешливая ирония вперемешку с сарказмом.

– Феномен, – поспешил я на выручку девице, уже готовой отбрить Антона по полной программе, а заодно рассказать ему в доходчивой форме, что она уже давно не милочка. – Не пора ли нам выпить, дружище? А базар-вокзал оставим на потом.

Она с уничижением посмотрела в мою сторону – как рублем одарила – и опять отгородилась от нас книжным переплетом.

– Давно пора, – весело согласился Антон.

Мы чокнулись стаканами и одним махом их опорожнили. А затем дружно набросились на закуску.

Конечно же, я сказал неправду, когда ответил Антону, что не голоден. Просто я рассчитывал спустя какоето время навестить вагон-ресторан. Но коль уж подвернулась такая щедрая халява, то грех было не попользоваться ею с усердием и наибольшей эффективностью.

– Как сальцо? – спросил Антон с ноткой превосходства в голосе.

– Блеск.

Тут я против истины не погрешил. Розовое на срезе, нежное и ароматное сало было выше всяких похвал. Я был уверен, что такой продукт мог иметь только украинское происхождение; но как получилось, что его везли из России?

– Сам солил, – напыжился Антон.

– В Москве, что ли? – удивился я.

– Ну ты сказал… Конечно, дома.

– Хочешь сказать, что возил сало в Москву на экскурсию?

– Почти так оно и есть, – довольно ухмыльнулся Антон. – Я взял с запасом – чтобы хватило и на обратную дорогу. Пить водку, не закусывая салом, – пустая трата денег и времени, насилие над личностью.

– Ни дня без строчки… – сказал я, возвращая ему улыбку.

– Не понял… Ты о чем?

– О нем, родимом. Так сказал один известный писатель, который настаивал на том, что человек его профессии просто обязан каждый божий день, без выходных и праздников, строчить свои нетленки. А хохол без ежедневной порции сала – уже не хохол.

– В самую точку! – с воодушевлением воскликнул Антон. – Повторим?

– Повторим.

Мы повторили, затем выпили по третьей. Жизнь начала приобретать смысл и становилась светлей и праздничней прямо на глазах.

Девица не выдержала наших гастрономических упражнений и вышла из купе. С верхней полки слышался громкий храп – там обретался еще один наш попутчик, похоже, молодой бизнесмен, которому не удалось достать билет в вагон СВ.

Едва определив свой багаж – небольшую сумку и "дипломат" – в нишу над дверью, он сразу же начал названивать по мобилке своим партнерам, согласовывая цены, количество товара и место встречи.

Все это он проделывал с таким видом, будто находился не в тесном обитаемом купе, а где-нибудь в просторном бунгало на Канарах наедине с природой. Мы для него просто не существовали.

Отзвонившись, он залез на свой чердак и сразу же уснул. Умаялся, сердешный…

– Храпит, падло, – нехорошо скалясь, молвил Антон. – Мешает красиво отдыхать. Может, надавать ему по мордам, чтобы затих часа на два?

Похоже, молодое бизнесдарование вызывало у Антона неприятие.

– Не будь таким кровожадным. У каждого есть свой бзик. Он не виноват, что мамаша родила его с хилыми челюстными мышцами.

– Надо было сызмала их тренировать, – ответил Антон и с удовлетворением потрогал свою челюсть. – Меня в детстве почти каждый день били по бестолковке. И ничего, жив остался. И во сне не храплю.

– Так уж и били? – спросил я с сомнением, окидывая взглядом его крепкую фигуру.

– Ну, не всегда, – осклабился Антон. – Временами. Пока в силу не вошел.

– Думаю, что у него все еще впереди, – рискнул я выступить в качестве пророка, кивком головы указывая на верхнюю полку. – У нас заниматься бизнесом все равно, что ходить по минному полю с завязанными глазами.

– Я тоже на это надеюсь, – живо поддержал меня Антон. – Не люблю таких… борзых и ранних. У него еще молоко на губах не обсохло, а он уже считает себя шибко большой крутизной. Салабон.

– А ты брюзга. Впрочем, и я тоже, как оказалось. Наверное, старость не за горами. Что поделаешь, другое время, другие люди, чуждые нам нравы, которые пропагандируются по телевизору…

– Мало мы их, сук, долбили, – с ненавистью сказал Антон. – Мало!

– Это ты о ком?

– О наших нонешних "друзьях", которые до сих пор, несмотря на клятвенные заверения, так и не выбросили камень из-за пазухи. На контрах им слабо, чтобы там не говорили разные умники, и они теперь лезут к нам через телевизионный экран со своими гребаными ценностями… учителя хреновы.

– А-а, понял… Тебе что, приходилось с ними встречаться накоротке?

– Приходилось… – Антон скрипнул зубами. – Давай выпьем, помянем хороших парней, которые жизней своих не пожалели, чтобы мы не ходили в лакеях у дяди Сэма. Да видать зря.

Я промолчал. А что скажешь? Неумолимое колесо истории повернулось в очередной раз и наше место на его ободе снова оказалось в дорожной грязи.

Мы выпили – медленно, врастяжку – и умолкли, оставшись наедине со своими мыслями. Меня все больше и больше начал интересовать этот мужичок-боровичок.

Только теперь я, наконец, заметил тонкий длинный шрам на его мощной загорелой шее – скорее всего, от удара ножом – и след пулевого ранения на левом предплечье (Антон снял рубаху и остался в полосатой десантной майке).

– По возрасту мы с тобой почти ровесники, – задумчиво сказал спустя какое-то время Антон, пытливо глядя мне в глаза. – Ты, случаем, в Афгане не был?

– Не сподобился, – ответил я как можно хладнокровней.

Я постарался, чтобы на моем лице не дрогнул ни один мускул. Афганскую тему для себя я закрыл давнымдавно и все упоминания о позорной войне, развязанной старыми кремлевскими маразматиками под видом интернациональной помощи, старался пропускать мимо ушей.