Виталий Гладкий - Наследство из преисподней

– Хотите, чтобы я отпустил вам грехи? Считайте, что вы уже чисты перед Богом и совестью как стеклышко. Что такое грошовая коробка грима или старый парик в сравнении с теми миллиардами, которые украли у народа олигархи-демократы? Да вы просто святой на фоне бандитов, казнокрадов и некоторых нардепов, которые хуже самых грязных проституток.

– Утешил старика, утешил… – Иван Игнатьевич заулыбался. – Ну-с, начнем. Ты, хлопчик, черненький и кучерявый, поэтому сделаем тебя слегка блондинистым. Борода будет чересчур – в глаза бросается, а вот усы – в самый раз. Брови… Брови осветлим.

– Ну, нет уж… Иван Игнатьевич, я ведь не буду все время ходить в гриме. Что ж мне, потом придется их снова красить?

– Тогда крепись, будем брови клеить. Неприятная процедура, особенно когда захочешь от них избавиться.

– Семь бед, один ответ. Начинайте…

Иван Игнатьевич работал над моей внешностью почти час. Наверное, он мог бы выполнить работу быстрее, но старик увлекся и по ходу дела прочитал мне целую лекцию по своей профессии. Я слушал, что он говорил, с большим вниманием. Слушал и запоминал. Вдруг когда пригодится.

Наконец Иван Игнатьевич закончил причесывать парик и с удовлетворением сказал:

– А теперь смотри.

Я подвинулся поближе к зеркалу – и в изумлении открыл рот. Фрагментарно мне удавалось время от времени подсмотреть, что делал Иван Игнатьевич, но в комплексе как-то не получалось.

И теперь, когда из глубины зеркала на меня воззрился незнакомый усатый блондин, который казался моложе меня лет на десять, я был поражен до глубины души.

– Да-а… – протянул я, осторожно касаясь рыжеватых усов. – Ни в сказке рассказать, ни пером описать.

Искусство – великая сила.

– Ну-ка, примерь очки. Это "хамелеоны", но стекла обычные, без диоптры. Они еще больше изменят твою внешность.

Мы в очередной раз выпили – теперь уже на дорожку, а когда прощались, я достал из кармана двести баксов и положил их на стол.

– Только без обид, Иван Игнатьевич, и без возражений, – сказал я, предупредительно подняв руку. – Вы помогли мне, я вам. У вас, как я понял, проблемы с ЖЭКом. Расплатитесь с этими живоглотами, а не то вас на старости лет родное государство выбросит на улицу.

– Это точно. – Глаза старика увлажнились. – Государство у нас – куда уж роднее… Спасибо тебе, хлопчик.

И не только за деньги. Я как будто вернулся в семидесятые годы. Я очень рад, что хоть кому-то понадобился. Спасибо, Слава…

Мы тепло попрощались, при этом Иван Игнатьевич всучил мне все необходимое для работы гримера. Вдруг еще пригодится, сказал он заботливо.

В бар "Ретро" я ехал со всеми предосторожностями. Наверное, объявили план "Перехват" (или что-то подобное) в связи с убийством Грача, и город вдруг показался мне летним лагерем для милицейских сборов.

Менты торчали на каждом перекрестке, и чтобы добраться туда, куда нужно, мне пришлось вспомнить юные годы, когда я знал городские улицы и переулки как свои пять пальцев.

Я всегда балдел от показухи, которую разыгрывает милицейское начальство в связи с заказными убийствами.

Чтобы поймать киллеров, город нужно закрывать как можно раньше, максимум через пять-десять минут после того, как свершилось преступления. Только тогда можно рассчитывать на быстрый и положительный эффект спецмероприятий.

А общеизвестный план "Перехват" (в названии могут быть варианты) чаще всего вступает в действие спустя час, а то и несколько часов после ЧП.

Наверное, в правоохранительных органах считают, что убийцы по окончании дела сразу же едут на "засвеченных" машинах в кабак, чтобы пропить свой гонорар, или вызывающе болтаются по улицам, пытаясь насладиться последним мигом свободы перед неизбежным долгим заточением.

Бар "Ретро" был построен недавно и представлял собой хреновую копию старинного английского паба, сиречь пивнушки. Его соорудили в самом центре, в исторической части города.

С темно-зеленой крышей, окрашенный в красный цвет, бар смотрелся на фоне светлых, недавно отремонтированных зданий, сооруженных по проектам выдающихся архитекторов прошлого как кусок собачьего дерьма на свежем снегу.

Интересно, сколько "зелени" отвалили городскому голове и главному архитектору за то, чтобы заполучить их подписи на документах, разрешающих постройку этого безобразия на самом видном и любимом жителями города месте?

Несмотря на дороговизну, народу в баре было под завязку. Хотел бы я знать, как люди клепают деньги? В особенности молодежь, основные посетители бара.

Тут пашешь, пашешь днем, а нередко и ночью, без выходных и праздников, отрываясь от компьютера лишь на несколько часов, и в итоге получаешь такой мизер, что людям стыдно в глаза смотреть, когда они спрашивают о суммах гонораров. Московский дворник, и тот зарабатывает больше…

Никиту я заметил сразу. Барменов оказалось двое; второй был симпатичней Никиты и постоянно заигрывал с девушками.

Похоже, Никита был за старшего. Он выглядел серьезным и сосредоточенным, а его улыбка могла обмануть разве что в дупель пьяного. Нехорошо он улыбался, словно делал большое одолжение клиенту. Неужто Никита исполнял роль подсадной утки, пока меня не поймают?

Как будто нет – работает он вполне профессионально…

Я выбрал столик в самом темном месте бара, и тут же возле меня появилась официантка – юное, воздушное создание, ни на миг не снимающее с миловидного личика лучезарное выражение, словно оно было приклеено. Девушка улыбалась во весь рот даже во время разговора, что у меня никогда не получалось.

Я заказал коньяк, лимон и кофе. Внутри бар тоже особо не впечатлял, разве что стойка была выполнена из мореного дуба очень даже неплохим мастером. Бармен Никита стрельнул в мою сторону глазами – как сфотографировал – и сразу же утратил ко мне всякий интерес.

Оно понятно – я и сам себя не узнавал. А уж тем более бармен, скорее всего, получивший лишь описание моей внешности. Не думаю, что ему дали мое изображение; он был всего лишь передаточным звеном в длинной цепи мафиозных подручных.

И что мне теперь делать? Вопрос, как не крути, стал ребром. Может, повторить трюк, который я исполнил на пару с Аликом Логвиненко?

А что – умыкну бармена, отвезу в укромное место и задам ему несколько вопросов, может, и с пристрастием. Не станет отвечать? Тогда размажу его по асфальту.

Надоела мне вся эта бодяга, спасу нет…

Я напряженно размышлял, потягивая коньяк, и разглядывал клиентов бара. Похоже, сюда приходили только двадцатилетние и моложе, поэтому на их фоне я выглядел если не дедом, то заматеревшим холостяком – точно.

Как я сообразил, от пренебрежительного отношения к моей персоне, которое бытует в среде молодежи к старшему поколению, меня спасал только грим. Спасибо тебе еще раз, Иван Игнатьевич…