Виталий Гладкий - Убить зверя

Ему пришлось ждать удобного случая почти неделю. В этой ситуации старика больше всего волновало отсутствие Грея, которого, чтобы не спугнуть бандитов, пришлось оставлять на базе Чижеватова. День, когда он наконец выполнил задуманное, оказался холодным и дождливым. Грошев и Сердюк вышли из дому с утра пораньше, и, чтобы не мокнуть под дождем на остановке без крыши, начали останавливать попутные машины. Но охотников подзаработать на "левом" извозе почему-то не находилось – водители, завидев кто машет рукой, вместо того, чтобы остановиться, наоборот прибавляли газу.

Егор Павлович остановился так резко, что завизжали тормозные колодки.

– Мужик! – обрадовано завопил Цыпа. – Подбрось в город. Платим вдвойне.

– Садитесь, – кивнул старик.

На всякий случай, чтобы его не узнали раньше времени, он надел "маскировочные" темные очки, хотя это, наверное, и было глупостью. Но мордовороты настолько обрадовались своей удаче, что к водителю особо не присматривались – сидели сзади, весело болтая о разной чепухе.

Машина "заглохла" как только они свернули на лесистый участок дороги неподалеку от кладбища, где не было строений.

– Что случилось? – обеспокоено спросил Фитиль.

– Черт возьми! – выругался Егор Павлович. – Наверное, аккумулятор сел. А я подсос забыл выключить.

Похоже, карбюратор бензином залило…

– Какие проблемы? – самоуверенно сказал Цыпа. -Здесь покат, мы сейчас подтолкнем, и если дело только в аккумуляторе, то тачка через полминуты зафурычит. Пойдем… – кивнул он Фитилю и выбрался наружу.

Старик ждал этого предложения именно от Грошева-Цыпы, который был водителем. Подождав, пока мимо проедет грузовик и убедившись, что дорога впереди и сзади пуста, он быстро достал из тайника карабин и последовал за бандитами.

– Мужик, ты чего? – недоуменно спросил Фитиль, стоявший ближе.

А тугодум Цыпа вообще остолбенел, увидев черное отверстие ствола, нацеленное ему прямо в живот.

Егор Павлович из-за отсутствия времени не стал долго рассусоливать.

– Вы убили актрису Велихову, – сказал он с жесткой непреклонностью в голосе. – Пришла пора платить по счетам. – Старик снял очки. – Отправляйтесь в ад…

И только теперь они его узнали. Но уже было поздно. Прозвучали выстрелы и бандиты рухнули на асфальт как подкошенные – убойная сила пули, выпущенной из СКС, гораздо больше чем у пистолетной.

Егор Павлович едва успел затащить тяжеленный тела в "джип", где расстелил черную полиэтиленовую пленку, чтобы не вымазать салон кровью, как на шоссе будто прорвало плотину – машины пошли одна за другой. Он поторопился свернуть на проселок, к так называемым Ямам, где жители Чулимихи и окрестных деревень брали отменного качества глину для хозяйских нужд. Земля в этом месте была изрыта норамишурфами, откуда крестьяне таскали столь необходимый в хозяйстве материал ведрами, постепенно зарываясь на глубину пяти и более метров. Выбрав самую глубокую и, судя по следам, давно заброшенную яму, старик сбросил туда тела убитых и уехал, стараясь держаться на целине, где росла трава – чтобы не оставлять на влажной грунтовой дороге отпечатков шин…

И вот теперь пришел черед главных действующих лиц. Из несколько сбивчивых объяснений крепыша он вывел определенную закономерность посещений чулимихского кладбища в ночное время странной компанией, куда входили Кирюхин и Опришко. Это случалось каждый месяц в любое время года в первый день полнолуния. Почти каждый месяц, так как крепыш не всегда попадал в число охранников босса из-за командировок, а расспрашивать других парней, среди которых были только особо доверенные люди директора "Абриса", он не решался – сборища на кладбище считались большой тайной и чересчур любопытному могли стоить головы. Но старик решил, что такая периодичность отнюдь не случайна, а значит новое собрание полуночников должно состояться этой ночью…

Ему никогда не приходилось бывать на кладбище в ночное время суток. В тайге Егор Павлович мог ночью преспокойно спать в самом глухом месте возле костра, подложив под голову вещмешок. И никакие дурные мысли или кошмарные сны не лезли ему в голову даже тогда, когда он преследовал беглых зэков, нередко вооруженных и куда более опасных чем дикие звери. Но эта ночь среди могил почему-то вогнала его в дрожь, особенно когда поднялся ветер. Он швырял в лицо опавшие листья, тоскливо завывал – будто целая толпа плакальщиц, подкрадывался сзади и толкал в спину, от чего старик непроизвольно хватался за оружие, шевелил кусты и Егору Павловичу чудилось, что к нему кто-то крадется… Даже Грей был неспокоен, а однажды старику и впрямь показалось, что пес чует присутствие постороннего. Однако, сколько он ни прислушивался и ни присматривался, ничего подозрительного так и не заметил.

Когда часовая стрелка наручных часов стала приближаться к цифре двенадцать, Егора Павловича начал бить мандраж. Старик уже кое-как приспособился к мрачной атмосфере погоста, но теперь его начали мучить сомнения. А что если он ошибся или крепыш навыдумывал чепухи в тщетной надежде сначала заговорить своего "следователя", который вовсе не был похож на хладнокровного убийцу, а затем и разжалобить?

Ответ пришел ровно за полчаса до полуночи. Больше десятка машин, сверкая мощными фарами, разом притормозили возле кладбищенской ограды, и какие-то люди, вполголоса переговариваясь, пошли в его сторону. Егор Павлович поторопился залечь в кусты и мысленно себя похвалил. Старик сразу заприметил этот странной формы камень посреди полянки, окруженной молодым березняком. Он напомнил ему истукана, которого егерь нашел в глухом таежном урочище. Наверное, там когда-то было стойбище аборигенов, и каменный столб, напоминающий фигуру беременной женщины, служил им святыней – глубокая яма позади идола оказалась наполнена лосиными черепами и редкими для тех мест кремневыми камешками. Поляна вокруг чулимихского камня была очищена от высокого бурьяна, а в невысокой, местами вытоптанной траве, Егор Павлович нашел много восковых капель, что подталкивало на определенные умозаключения.

Старик подобрался поближе. Он устроился на пригорке, откуда хорошо просматривалась поляна.

Приникнув к окулярам бинокля, Егор Павлович пытался рассмотреть лица сбившихся в круг полуночников.

Но все они были в плащах с капюшонами, и старик от досады едва не прокусил себе губу. Эх, был бы у него прибор ночного видения!

Тем временем на поляне творилось что-то странное. Сначала собравшиеся разожгли много свечей, затем принесли ящики и застелили их красным бархатом. Потом в центр круга ввели закутанную в белое покрывало девушку; когда его сорвали, она оказалась совершенно нагой и с распущенными волосами. Егору Павловичу показалось, что девушка пьяна; или не в себе – она слегка пошатывалась и бессмысленно улыбалась. Ее подняли на руки и уложили на ящики. Один из черноризцев откинул капюшон, стал над девушкой и, подняв руки к небу, начал нести какую-то ахинею на тарабарском языке. Остальные время от времени поддерживали его тихими возгласами, похожими на стоны. Минут через пять колдун, как его обозначил Егор Павлович, сделал какой-то замысловатый жест над спокойно лежавшей девушкой и его паства умолкла – все стояли, не шевелясь и, как показалось старику, не дыша. В полной тишине черноризец налил из кувшина с высоким горлом в большую металлическую чашу на ножке (с виду бронзовую) какую-то жидкость, возможно, вино, и пустил ее по кругу. Он повторял эту процедуру до тех пор, пока не причастились все.