Сергей Зверев - Боевой амулет

Ладонь женщины с тонким запястьем, перевитым серебряным браслетом, легла на широкое плечо командира десантников:

– Вам нельзя со мной встречаться?

Повернувшись, Верещагин засмеялся:

– Почему нельзя? Сейчас не тридцать седьмой год. Сталин давно умер. За связь с иностранцами не наказывают. И потом, вы ведь не будете расспрашивать меня о военных секретах.

Собеседница невольным движением ладони провела по щеке капитана:

– Нет. Я не собирать военные тайны. Я дипломат, а не разведчик. Это ваша война. Я не любить войны. Мой отец был убит на пакистанской границе. Много, много лет назад. Мне жаль, когда война убивает людей и… – Тут она запнулась, подыскивая необходимое слово. Не найдя нужного среди своего словарного запаса русских слов, она сказала на английском —…И, first, [5]она убивает самых лучших мужчин.

Верещагин шутливо перекрестился:

– Чур меня. Хотя, может быть, я не самый лучший мужчина, если смерть обходит стороной. Но вы знаете, госпожа Майпур, такое невнимание меня лично устраивает. Я не тороплюсь встретиться с костлявой старухой. Хотя у вас смерть, по-моему, изображают по-другому.

– Она везде одинаково отвратительна.

Это сложное предложение восточная красавица произнесла без запинки. Затем она порывисто протянула ладонь, пальцы которой держали прямоугольник визитной карточки с золотым обрезом. На визитке была надпись, сделанная яркой мастикой роликовой ручки. Надпись невозможно было не заметить.

Верещагин быстро прочитал ее.

«Черт, да это же самая настоящая любовная записка. Госпожа Майпур сегодня вечером приглашает меня на свидание… Ну, капитан, не выпускай удачу из рук». – Ошеломленно встряхнув головой, он мгновенно оценил смысл и возможные последствия прочитанного. Сердце у капитана сладко заныло.

– Я приду, – тихо произнес он.

– I’ll wait for you… [6]

Появившийся на пороге здания сотрудник миссии требовательно заверещал, приглашая госпожу Майпур срочно присоединиться к остальным. Перед банкетом следовало провести небольшую пресс-конференцию и обменяться официальными любезностями с представителями местной администрации. А уж после всех этих ритуальных процедур окунуться с головой в кавказское гостеприимство и отведать аппетитных блюд национальной кухни.

Госпоже Майпур пришлось подчиниться нетерпеливому коллеге. Улыбнувшись на прощание, она с нежностью взяла в свои ладони руку капитана, легонько сжала ее, после чего направилась ко входу. Верещагин проводил женщину глазами, мысленно придумывая план, как задержаться в городе. Он должен был встретиться с этой необычной женщиной, от взгляда которой так сладко ныло сердце.

В раздумьях Верещагин прошел через КПП. Дежурный милиционер, похожий на проснувшуюся после зимней спячки муху, лишь вяло окинул десантника скучающим взглядом.

В этом административном здании размещались второстепенные правительственные учреждения, к которым боевики вряд ли бы проявили интерес. В Грозном были объекты и поважнее. Но Верещагина все равно неприятно поразила ленивая беспечность охраны. Подойдя к бэтээрам, которые на территорию объекта не заезжали, он услышал обрывки разговора своих солдат.

Прислонившийся к броне рядовой Кацуба, водитель одной из машин, взахлеб делился впечатлениями, полученными от общения с иностранцами:

– …хорошо, что среди них американоидов не было. Наглые они больно. Не люблю америкосов.

Его собеседник, кряжистый сибиряк Серега Мамонтов, прозванный сослуживцами за невозмутимый нрав, спокойствие и надежность, конечно же, Мамонтом, сидел на корточках и был настроен менее агрессивно по отношению к представителям заморской державы.

– Ну что ты морозишь, Кацуба! Ты в своем Мухосранске хоть одного живого америкоса видел?

– Нет, – не смея обманывать командира отделения, признался водила.

– Вот видишь. Только мульты американские смотрел, и ботву разную, которую по новостям передают, хавал. А туда же… Наворачиваешь подлянку не по делу. Америкосы наглежом занимаются, потому что у них армия хорошая. Любят они свою армию. И живут как люди. А я к себе домой вернусь, медали в коробочку спрячу и пойду сибирское мясо заготавливать.

Опустившийся на корточки водила заглянул в глаза командира отделения:

– Чего?

– Грибы собирать, – послав смачный плевок на колесо бронемашины, пояснил сержант Мамонтов. – В нашем городке работы нет. Надо или на лесозаготовки линять, чтобы хоть какую-то копейку срубить, или грибы заготавливать. Иначе без пайки на зиму останешься. Вот такую хреновую жизнь я в этой долбаной Чечне, получается, защищаю. А «пиндосы» [7]хоть и наглые ребята, но за конкретное дело дерутся. Полмира под себя подмяли, чтобы жить нормально.

Водила возмущенно зафырчал, недовольный политологическими выкладками командира отделения. Спор приобретал принципиальный характер. Заинтригованный разговором, капитан Верещагин приостановился, стараясь подольше оставаться незамеченным. Бойцам, расположившимся на броне, он сделал предостерегающий знак, чтобы те не мешали спорщикам.

Водила тем временем подпрыгнул от возмущения:

– Удивляюсь тебе, Мамонт. Рассуждаешь как законченный стяжатель.

Командир отделения, бывший на целую голову выше водителя, тоже поднялся:

– Ты поосторожнее со словами, академик гребаный!

Но Кацубу уже понесло:

– Правильно, вы ведь все в Сибири от каторжан пошли. И философия у вас каторжная. Лишь бы урвать побольше. Значит, нам вторую половину мира под себя положить надо. Вот тогда заживем. Негры для тебя кокосы собирать станут, а урюки хлопок выращивать. А ты вместе с «пиндосами» править станешь. Будешь жить весь в шоколаде.

От мучительного процесса осмысления грозных обвинений, сыпавшихся из уст водилы, сержант покраснел. Но сибирская рассудительность не позволила Мамонту сорваться на банальную грубость, что означало бы проигрыш спора. Конечно, только одним рыком он мог бы заставить водилу замолчать. Но было заметно, что сержант хочет выиграть этот спор силой аргументов, а не ревом луженой глотки. Внезапно он рассмеялся:

– Дурак ты, Кацуба. Хоть и словечки мудреные знаешь. Зачем нам полмира пялить? Россия и так одну шестую суши занимает. Нам бы у себя порядок навести. На всех бы добра хватило. И не фиг тут пропаганду разводить, – Хитро прищурив глаза, он добавил: – Слушай, Кацуба, ты до армии партийной работой не занимался?

Вопрос застал водилу врасплох. Он учащенно заморгал и, не найдясь что ответить, растерянно промычал:

– Не…а… А что?

Мамонт пояснил:

– На коммуниста очень похож. К нам приезжал один такой. Речуги как по писаному толкал. Звал голосовать за Зюганова. Говорил, что они отнимут деньги у олигархов и народу отдадут. А у самого на запястье часы за тонну баксов, не меньше. Прикатил в нашу глухомань на джипаре. У самого морда лоснится, аж лопается. Наши мужики сразу скумекали, что если такой поделится, то вообще у народа хрен да редька останется. А кто возбухать начнет, тому быстро напомнят о каторжном прошлом. У нас в Сибири лагерей много. И старые остались. Только колючку новую натянуть надо и вышки для вертухаев поправить. Так что, Кацуба, с твоей болталкой только политикой и заниматься. Будешь людям мозги запаривать и большие деньги за это получать.