Андрей Костин - Канатные плясуны

Было ветрено.

Порывы воздуха накатывали волнами, поднимали пыль, и пылинки, танцуя на ветру, бились в окна придорожного ресторана. Звук был такой, словно точильщик точит нож, только намного тише.

Вжик… Вжик…

Солнце на закате уже коснулось верхушек самых высоких деревьев, но знойный воздух августовского дня все еще был малопригоден для дыхания.

— Скоро осень, все изменится в округе, — предугадал Ренат, наливая пиво в запотевающий на глазах бокал.

Низкие лучи солнца проникали сквозь грязные окна ресторана и били в глаза. Трое мужчин средних лет пили пиво и закусывали его яичницей с жареным беконом.

В лучах закатного солнца Ренат отбрасывал гигантскую тень на дощатый пол летнего ресторана, а пивная бутылка в его руках выглядела хрупкой, даже боязно было, что он ее раздавит по неосторожности. Ренат, если бы не раскосые глаза, запросто мог бы сыграть роль Гаргантюа — при росте под два метра он обладал таким «пивным» брюхом и широкими плечами, что казалось, если его положить на бок, он все равно в высоту займет столько же, если стоял бы по стойке «смирно».

— Смена красок этих трогательней, Постум, чем наряда перемена у подруги, — подхватил стихотворение Семен, отрезая грудинку тонкими ломтиками, прежде чем отправить в рот. — А вот в моем ресторане это блюдо готовят по-иному. Свинина с яйцами — варварство. Что бы вы сказали о порезанной кусочками небольшой сельди, уже очищенной от кожи и костей, которую надо выложить на горячую сковороду с маслом, выпустить сверху несколько яиц и так поджаривать? А при подаче на стол посыпать сверху зеленым луком или петрушкой… Хотя, конечно, яичницу в моем заведении редко готовят, — признался он. — Вот рубленая сельдь с костным мозгом или бисквитный торт с абрикосовым пюре и сырой печенью — это наши хиты.

— Меня сейчас стошнит, — проворчал третий из спутников, Дмитрий, и, не доедая оставшееся, потянулся за сигаретами.

— Мой ресторан — «Бешеный Конь» — славится своей кухней на всю Москву! — обиделся Семен. — Блюда, которые я назвал, очень вкусные. У меня и послы бывают, и президенты, и даже «сам»… — многозначительно приложил палец к губам.

— Странное название ты выбрал для своего ресторана, посетители могут подумать, что ты их потчуешь ящурной кониной, — громко заметил Дима.

Несколько невеселых молодых людей, занимавших ближний к выходу столик, невольно оглянулись на громкий голос. Они пили кофе с солеными крекерами.

— Мне это название досталось вместе с рестораном, — объяснил Семен. — «Раскрученное», зачем менять?

Длинные с проседью волосы Дима затянул на затылке в «конский хвост». За сорок лет жизни он только сжигал лишние калории. Загорелое тело его казалось высеченным из мореного дуба. И хотя он был одного роста с Ренатом и почти такой же широкий в плечах, но выглядел вполовину меньше.

— Божественно! — Дима потушил сигарету и снова демонстративно принялся за бекон. — Лучше сальца, да поджаристого до состояния шкварок, ничего не знаю. Это вам не форшмаки какие-то.

— И одновременно нокаут по печени, — кивнул Ренат. — Кстати, вы знаете, почему свинину многие народы не едят?

— Дураки? — предположил Дима.

— По той же самой причине, что высокоразвитые существа не поедают себе подобных.

— Так это высокоразвитые, — протянул Семен и подлил себе пива в бокал.

— Хочешь сказать, мы — свиньи? — обиделся Дима. — Если жрем себе подобных — свиней? Вот вечно вы, избранная нация, нас, русских…

— Из всех пригодных в пищу животных свиньи — наиболее близкие к людям по генетике, причем независимо от национальности этих людей. Недаром лекарства для человека испытываются в первую очередь на хрюшках. И даже органы, кажется, уже начали от них пересаживать, — сообщил Ренат.

— Это он в газете вычитал, — догадался Семен.

— Не нравится, не ешь, — отрезал Дмитрий.

— Нет, я не против сытных блюд, — попытался «разрулить» ситуацию Семен. — Вот, скажем, «рыбий суп». Копчености, тушеная черная фасоль, рассыпчатый рис… Все ингредиенты я с собой захватил, так что порадую вас, старики, на первом пикнике на обочине. Месяц потом пердеть будете.

— Если вкусно, можно и потерпеть, — благосклонно согласился Дима. — А почему — «рыбий суп»? Рыбой там вроде не пахнет?

— В Бразилии так называют. В постные дни они готовят фасоль с копченостями и называют это «рыбьим супом», чтобы Он, — Семен указал ложкой вверх, — не догадался.

— Фарисейский народ, — фыркнул Дима. — Все ваши штучки — едите одно, а называете по-другому.

— Да бразильцы тут при чем? — возмутился Ренат.

— А… — Дима пренебрежительно махнул рукой, — тоже иноверцы…

— Ничего, будет приличная река по дороге, я вас настоящим рыбьим супом, тройной ухой обеспечу. Даром что ли на заднем сиденьи снасти лежат? — Ренат махнул рукой в сторону джипа. Джип был припаркован вплотную к окнам ресторанчика.

— Сколько лет мы по этому маршруту не ездили? — задумчиво протянул Семен.

Огненно рыжий, с окладистой бородой, Семен был похож на Альва, подземного гнома. Голубые глаза его смотрели на спутников с восхищением и нежностью. Он гордился, что у него такие замечательные школьные друзья и, рассказывая о них посторонним, всегда сообщал: «Мы подрались еще первого сентября в первом классе. Нас оставили после уроков, родители ждали на улице, и наши мамы даже плакали, узнав, что мы натворили. Они думали, мы пойдем по кривой дорожке. А мы с тех пор самые лучшие друзья. Ренатик, знаете, очень умный. Он еще в школе умел любые цифры в уме складывать и умножать. Теперь он президент акционерного общества. А Димка — жутко талантливый. Он самые лучшие сочинения писал…» — Двадцать? Лет двадцать мы не ездили отдыхать в Камышевск… Оттягиваться, как теперь принято говорить.

— Восемнадцать, — уточнил Ренат, любивший точные цифры.

— Классное было время, — согласился Семен. — А помните, как все началось? Взяли карту, ткнули пальцем наугад, и поехали.

— Классное было время, — согласился Ренат. — В Москве тогда с пивом уже туго становилось, а в Нововладимире — полчаса на автобусе от Камышевска — на вокзальной площади бочка стояла. Я как увидел, так и обалдел… Двадцать копеек кружка — и хоть залейся.

— А в театре, Хан, помнишь, в Нововладимире театр такой здоровенный, сталинской архитектуры, так в антракте портер продавали. Это сейчас — портер, а тогда — ПОРТЕР! — многозначительно уточнил Дима.

— Я в том театре впервые посмотрел спектакль… как его? — Семен постучал себя по лбу. — Имена такие одинаковые…

— Ничего, скоро ты мой спектакль там посмотришь, — Дима подмигнул. — Спектакль моего сочинения.