Олег Игнатьев - Дойти до ада

Сережа с друзьями повернул налево, Климов — направо.

«Убийство еще будут раскрывать, а неудавшееся ограбление навряд ли», — подумал Климов и почувствовал боль в зубе, под коронкой. Зуб давно не беспокоил его, а тут заныл, напомнил о себе тупой болью.

Климов решил прополоскать рот теплым чаем и пошел за кипятком. Красный столбик градусника на титане стоял у отметки восемьдесят. «В самый раз, — подумал Климов. — Кипяток мне и не нужен».

Два мордоворота прошагали в тамбур, широко, уверенно ставя ноги. Проходя мимо Климова, один задел его плечом так, что вода из стакана выплеснулась и больно обожгла руку. Климов стиснул зубы, догадался: приглашали выйти. Приглашали, но прошли, не обернувшись. Почему? Боялись, что узнаю? Одного или обоих.

Подув на руку, Климов заново набрал в стакан воды и, постояв еще немного перед тамбуром, рванул на себя дверь.

Сквозняк, табачный дым, лязг буферов… Мордоворотов не было. Наверное, нервы у него сдают, шалят после психушки…

Возвращаясь в купе, Климов вспомнил, как давным-давно, когда они с Оксаной только поженились, его в подъезде поджидали трое… Двоих он просто завязал узлом, а третий упал и сам уже не мог подняться.

Мрачная работа.

От полустанка, на котором поезда стояли только две минуты, до «соцгородка» — или Ключеводска, названного так в угоду перестройке, — добраться можно было на автобусе часа за полтора, а если взять такси, то и быстрее. Ступив на знакомую платформу, залитую лужами и кое-где уже прихваченную наледью, Климов полной грудью вдохнул пахнущий сырой листвой и терпко отдающий хвоей воздух.

Горы начинались сразу же за зданием железнодорожной кассы и путевой службы, к которому вел ряд каменных ступеней.

Климов попытался взглядом отыскать тот горный кряж, за чьей громадой в небольшой теснине затерялся Ключеводск, но темные, разорванные ветром тучи цеплялись за вершины скал, накрывали влажным сумраком деревья. Дубы, чинары, клены вспыхивали в утренних лучах случайно прорывавшегося света и тут же гасли в тени наплывавших туч. Теплые деньки сходили на нет, уступая место слякоти и холодам.

Мордовороты, выпрыгнувшие из головного вагона, быстро пересекли пути и с явным усилием — плечи их оттягивали сумки — взобрались по откосу к черному «рафику», стоявшему неподалеку.

Теперь они поглядывали в сторону Климова, а может, поджидали амбала Сережу, которого он пропустил вперед, только бы не встретиться с ним взглядом!

Унижения, которым Климов подвергался в психбольнице, не давали уснуть ночами, ожесточенно требуя мести. Он и не думал, что настолько злопамятен.

Сделав вид, что торопиться некуда, да и вообще ему в другую сторону, Климов поднял воротник плаща, поправил шляпу и, проводив взглядом своего обидчика, севшего в «рафик», направился к стоянке такси.

Хрустко-влажная дорожка привела его к забитому горелой фанерой ларьку и газетному киоску с выбитыми стеклами. По небольшому пустырю ветер гонял пивную банку. На стоянке не было ни одного такси. Щит автобусного расписания валялся в луже. Мусор, грязь…

На черной от дождей дощатой лавочке сидел мужик в облезлой, во многих местах зашитой кожаной куртке. Один глаз у него заплыл в фиолетово-желтом синяке, и от этого казалось, что природа приклеила мужику слишком большие уши, да и те наобум — одно ухо выше другого. Ветер то и дело сбрасывал ему на лоб гривасто-длинные нечесаные космы. Он откидывал их, точно дятел, дергая затылком.

Увидев Климова, мужик достал из-под полы телогрейки морской бинокль и, явно рисуясь, окинув Климова нагло-задиристым взглядом, спросил:

— В гости или как?

— Да нет, — уклончиво ответил Климов. — Так, по делу.

— Ха! — Мужик скривился, поиграл-подкинул и поймал бинокль, глянул на присевшего с ним рядом Климова сквозь окуляры, усмехнулся: — И — херов, как дров! Ты бабу Фросю едешь хоронить.

Через минуту Климов уже знал, что нового его знакомого зовут Федором Дерюгиным, а можно обращаться просто Ибн-Федя, что приметы Климова ему дал Петр, а сам поехал к цыганам за негашеной известью.

— Ремонт затеял? — поинтересовался Климов и двинулся вслед за Ибн-Федей к обшарпанному трактору «Беларусь».

— Какой ремонт? — Федор посмотрел на Климова в бинокль, как смотрят на блоху.

Климов смутился:

— Я подумал, если известь, значит…

— Веник ты ореховый! — оторвал бинокль от глаз Федор и пригласил в кабину трактора. — Под бабу Фросю, чтоб не завоняла. Кстати, — он щелкнул пальцами по горлу, — у меня имеется. Помянем. Так, по махонькой, и двинем…

Климов согласно кивнул головой.

На въезде в город двигатель забарахлил. Пришлось остановиться.

— Гад ползучий, — спрыгнул на землю Федор и картинно развел руки. — Смотрите секс по телику.

Он полез под сиденье, начал выгребать оттуда инструменты. Надеясь, что поломка легкая, Климов взял бинокль, заботливо уложенный Дерюгиным в картонный ящик с ветошью, поднес его к глазам, настроил резкость… Вот «жигуленок» ползет в гору, вот знакомый угол школы, двор, в котором жили и учителя, и баба Фрося, а потом их расселили…

Оптика была прекрасной, соответствовала цейсовскому знаку, и Климову внезапно захотелось увидеть весь Ключеводск.

Он вылез из кабины и увидел горы.

Ветер разорвал сплошную облачную пелену, и солнце высветило две вершины горы Ключевой.

Климов вновь поднял бинокль.

Тучи задевали своими рваными краями пик Орлиных Скал. Представив, как должно быть там сейчас тоскливо наверху, он взглядом стал перебираться ниже.

Кряжистые дубы и вековые сосны тоже не стремились к небесам, оставляя каменно-ребристые уступы ясеням, осинам и терновнику. Им в низине не хватало места, света, и они были согласны мерзнуть от ветров наверху, только бы и им досталось летом солнца и тепла. Молодой кизил и мощные кусты шиповника цеплялись за любой, даже самый маленький, клочок земли. Кое-где уже встречались голые, с опавшей листвой деревья. Мелькнула поляна с черным пятном от костра, оттуда они с Петькой запускали планеры. На Климова нахлынули воспоминания детства. Небольшой покосившийся домик, чисто выметенный двор и баба Фрося…

Мысль о том, что Ефросинья Александровна, хотя и умерла, но все равно еще лежит в своем доме и ждет его, укором отозвалась в сердце.

Надо было поторапливаться. Да, Ключеводск хотелось увидеть весь, целиком: с центральной площадью, базаром и задворками, и он решил, что обойдет весь город потом, когда освободится.

Вернув бинокль на место, Климов, нерешительно переступая с ноги на ногу за спиной Дерюгина, который целиком ушел в работу, кашлянул для приличия в кулак, сказал, что ему надо поторапливаться.