Сергей Донской - Капитан разведки

– Ладно, там будет видно. Сколько стоит пробный полет?

– Это зависит от продолжительности. Час – сто пятьдесят долларов. Два – двести. Три – двести пятьдесят.

– Пусть будет три часа. – Антоненко извлек из кармана деньги, положил их на стол и встал. – Насколько мне известно, ваш аэродром находится в Мячкове?

– Совершенно верно, – кивнул Нишарин, берясь за телефонную трубку. – Сейчас предупрежу персонал о вашем приезде. Надеюсь, вы останетесь довольны.

Его взгляд упал на отпечатки потных пальцев Антоненко, постепенно испаряющиеся с матовой поверхности стола. «Вот так и жизнь пройдет, глазом моргнуть не успеешь, – подумал Нишарин. – Необходимо наращивать обороты. Продавать десять, нет, лучше тридцать вертолетов в месяц. Только тогда окружающий мир заиграет всеми красками».

Из мечтательного транса его вывел голос Антоненко, успевшего перешагнуть через порог и обернувшегося через плечо, прежде чем исчезнуть за дверью кабинета:

– Как, кстати, его зовут, этого вашего летчика-вертолетчика?

Президент авиаклуба поспешил сосредоточиться, бормоча:

– Его зовут… Его зовут… Долин. Михаил Долин.

Произнеся эту явно вымышленную фамилию, он вспомнил все, что было с ней связано, и скривился. Хорошо, что Антоненко, шагнувший за порог, не успел увидеть гримасу, появившуюся на лице Нишарина. Она никоим образом не могла бы послужить рекламой его товару. Наоборот.

Как всегда, выбираясь из затемненного автомобильного салона на яркий дневной свет, Антоненко почувствовал себя графом Дракулой, разбуженным в неурочный час. На самом деле он не был вампиром, но солнце все равно недолюбливал, полагая, что с каждым прожитым годом оно все безжалостнее высвечивает морщинки, проплешины и прожилки, которые никуда не денешь, не спрячешь. Ему уже перевалило за сороковник, а успеть нужно было так много. Из-за постоянного нервного напряжения, в котором находился Антоненко в последнее время, у него ухудшилось зрение, начали лезть волосы на макушке и раскрошились сразу два верхних боковых зуба. Если так будет продолжаться и дальше, то к своей великой цели он придет не полным энергии мужчиной в расцвете сил, а чуть ли не дряхлой развалиной.

Проклиная не подвластные ему солнце и возраст, Антоненко застыл в позе скифской бабы, уставившись на пилота, поджидающего его возле белого, в черную полоску, вертолета. Что линялые джинсы подмосковного аса, что его синяя, пузырящаяся на ветру рубаха – и то и другое были одного цвета с сентябрьским небом, разве что чуточку ярче. Поворот головы почти картинный, приветственный взмах руки – небрежен, взгляд ленив и скучен, но все равно преисполнен достоинства, как у льва, озирающего свои владения. Зато не постригался давно, и выбрит неважно, и туфли на ногах порядком стоптанные. «У таких обычно ни кола, ни двора, в карманах – дырка от бублика, а бабы все равно их любят», – зло подумал Антоненко.

Испытывая все возрастающее раздражение, Антоненко приблизился, чтобы поздороваться с пилотом тоном столь же холодным, как те морозильные агрегаты, которыми он торговал.

– Добрый день, – приветливо откликнулся пижон в джинсах. – Моя фамилия Долин, но лучше зовите меня просто Михаилом.

– Шеф предупредил тебя о моем визите, Миша?

– Я Михаил, – напомнил Хват. – А шеф меня предупредил и проинструктировал, не извольте беспокоиться.

– Беспокоиться должен ты, – сказал Антоненко, сохраняя интонацию в пределах минус трех-четырех градусов по Цельсию. – Ведь если я передумаю делать покупку, то тебя за это по головке не погладят, верно?

– Хотел бы я посмотреть на того, кто попробует меня погладить.

Как бы желая получше приглядеться к собеседнику, пилот снял черные очки. Моментально выяснилось, что его беспечная ухмылка совершенно не соответствует выражению глаз, уставившихся на Антоненко прямо и твердо. Выдержать этот взгляд удалось с трудом, да и то не слишком долго.

– Давай обойдемся без рассуждений на посторонние темы, – произнес Антоненко своим профессионально холодильным голосом. – Показывай свой агрегат.

От дружелюбной улыбки Хвата даже воспоминаний не осталось.

– Что ж, полезайте в кабину, – предложил он, кивая на раскрашенный под зебру вертолет.

– Ч-черт, легче в страусиное яйцо втиснуться, чем в эту халабуду. – Заняв кресло рядом с загорелым пилотом, опять напялившим свои черные очки, Антоненко пошарил руками в поисках задвижной двери. Ее не было ни с левой, ни с правой стороны.

– Полетим в открытой машине? – кисло осведомился он.

– Разумеется, – вежливо кивнул Хват. – Если вы не откажетесь.

Не дождавшись ответной реплики, он запустил двигатель, и над головами мужчин загудел-застрекотал набирающий обороты винт. Через мгновение мини-вертолет завис в метре над землей: вылитая стрекоза, взлетевшая с зеленой лужайки. Сердце Антоненко неприятно екнуло от незнакомого ощущения невесомости.

– Ну что, вперед? – Хват вопросительно взглянул на него, ожидая команды.

– Давай трогай.

Повинуясь барскому взмаху руки пассажира, вертолет легко взмыл в небо, стремительно набирая высоту. Ощущение невесомости по-прежнему не покидало Антоненко, впервые в жизни почувствовавшего себя не довольно упитанным, солидным мужчиной, а пушинкой, гонимой ветром в неизвестном направлении. Воздушные потоки пронизывали кабину насквозь, грозя оставить партию «Власть народа» без своего основателя и бессменного лидера. Подавляя тошноту и малодушное желание потребовать немедленной посадки, Антоненко прокричал:

– Какова грузоподъемность этой тарахтушки?

– До полутонны, – сообщил Хват авторитетно, как и полагается пилоту.

– Сколько летчиков работает в вашем авиаклубе?

– От пяти до пятнадцати человек, в зависимости от сезона.

– Значит, выбор имеется? – осведомился Антоненко.

– Имеется. Выбор всегда есть.

– Тогда можешь быть уверен, Михаил, что возить меня будет кто угодно, но только не ты.

– За что такая немилость?

– А не нравишься ты мне, – с удовольствием признался Антоненко. – Не нравишься, и все.

– Ну вот, – огорчился Хват, – опять начинается.

– Что начинается? Разве я уже говорил тебе о своей антипатии?

Можно подумать, она не ощущалась без слов.

– Да меня все тут терпеть не могут. – Хват якобы в сердцах ударил по штурвалу, отчего легкий вертолет качнулся из стороны в сторону. – Фашистом считают.

– За что? – насторожился Антоненко.

– А за убеждения, за что же еще.

– Ты состоишь в какой-то организации?

– Да нет, – неохотно откликнулся Хват. – Просто привык говорить, что думаю, вот всяких чистоплюев и коробит.

– Интересно-интересно. И каковы же твои убеждения?