Сергей Донской - Жадный, плохой, злой

– Куда-куда? – возмутился он.

– Куда? – переспросил я, задумчиво поскреб щетинистый подбородок и принял решение: – Поближе к Старому Арбату. Я плохо знаю город. Помню только эту улицу.

– Я не спрашиваю вас, какая улица вам нужна в Москве! Я просто удивился вашей наглости!

– Да? – усмехнулся я. – Тогда надо было так сразу и сказать, а не морочить мне голову дурацкими вопросами.

Убедившись, что шоссе абсолютно пустынно, я плавно повел стволом автомата перед собой, нажимая при этом спусковой крючок. Пяток пуль вгрызлись в землю у красивых летних туфель мужчины, обдав его до пояса шрапнелью из щебня. Его кремовые брюки припорошило пылью, а на их фасаде возникло небольшое мокрое пятно величиной со сливу. Не берусь утверждать, что обладатель брюк обмер от страха, но до этого брюки у него были совершенно сухие, факт.

– Прекратите! – потребовал он, придерживаясь за открытую дверцу машины, чтобы не упасть. – Вы ее до смерти напугаете.

Мне уже приходилось слышать, когда счастливые владельцы автомашин говорят о них, как о живых существах, но тут вышел явный перебор. Смерив взглядом «семерку» я усомнился:

– Она не кажется мне слишком впечатлительной.

– Это шок. Она же еще совсем ребенок!

– Ах, какие нежности, скажите пожалуйста! – фыркнул я. – Ей сколько? Лет восемь? Да она у вас уже старушка совсем!

– Мне еще восемнадцати нет! – В наш разговор вмешалась молоденькая девушка, выбравшаяся из автомобиля. Судя по ее заспанному виду, она мирно почивала на заднем сиденье, потому-то я ее сразу и не заметил. Теперь стало ясно, почему мужчина одновременно так храбрился и так боялся. Девушка значила для него гораздо больше, чем «семерка».

Крепенькая, загорелая, с короткой стрижкой, она смахивала на мальчика, шутки ради напялившего сарафан. Но уж никак не на старушку. И в голосе ее, когда она выкрикнула свой возраст, помимо вполне понятного волнения, звучала обида.

– Дочь? – Я вопросительно взглянул на мужчину. Мне стало неловко. Я был готов пропустить машину дальше, но почти не сомневался, что в этом случае ее следующая остановка произойдет у ближайшего поста ГИБДД.

– Никакая я не дочь! – опередила девушка спутника.

– Тогда все в порядке, – обрадовался я и подмигнул поочередно обоим. – Рад.

Они меня явно не так поняли. Девушка схватилась за грудь, как бы удерживая готовое выскочить сердечко, а у мужчины вытянулось лицо так, словно ему вздумалось изображать шарж на самого себя.

– Прошу вас!.. – Его голос сорвался.

– Меняем колесо? – осведомился я.

– Конечно, конечно.

Пока мы трудились, девушку пришлось отправить погулять по опушке леса. Вместо того чтобы собирать цветочки и улыбаться раннему солнышку, она стояла на месте и провожала тоскливым взглядом каждую проносившуюся мимо машину. Хотелось успокоить ее, но я предпочел этого не делать. Если бы я вздумал, к примеру, ласково потрепать ее по волосам, она могла бы остаться заикой на всю жизнь.

Мое участие в работе заключалось в том, что, присев на корточки за согнутой спиной мужчины, я делал вид, что держу его под прицелом. Мое присутствие нервировало беднягу. Он едва не покалечил пальцы своим домкратом, постоянно терял гайки и ронял ключ. Его никогда не взяли бы механиком на гонки «Формула-1», где замена колеса производится ровно одну секунду. Ему потребовалось времени ровно в девятьсот раз больше.

Когда, наконец, трясущиеся руки установили на место колпак, я сел на водительское сиденье и предложил мужчине выталкивать свою колымагу из кювета. Ему пришлось подключить свою юную спутницу, и с ее помощью все четыре шины «жигуленка» благополучно выехали на асфальт.

– Как насчет Москвы, не передумал? – озабоченно спросил я у мужчины, прежде чем пожаловаться на автомат, который держал в руках: – Пуль на него не напасешься. Всего пара десятков в магазине осталось. Как думаете, до Москвы хватит?

– В смысле? – Он уронил очки и поймал их у самой земли.

– Ну, всякие там гаишные посты, у которых вам может захотеться поплакаться ментам в бронежилетки. – Я задумчиво вертел автомат в руках. – В принципе, если стрелять одиночными…

– Не надо одиночными, – быстро сказала девушка. – Очередями тоже не надо. Мы с Николаем все понимаем. Отвезем вас, куда надо. Все будет тип-топ.

– Ладно, уговорили, – вздохнул я. – Рискну прокатиться с вами, хотя, честно говоря, особого доверия вы у меня не вызываете. Сяду сзади и буду держать вас под прицелом. Возражения есть? – Окинув взглядом будущих попутчиков, которые пытались перещеголять друг друга в проявлении неудовольствия на лицах, я бодро заключил: – Возражений нет. Девушка, будьте добры, поищите в багажнике бутылку с водой и слейте Николаю на руки. Не то он перепачкается так, что его впору будет в рекламе стирального порошка снимать. Знаете, все эти неопрятные типы, вечно обляпанные кетчупом с ног головы…

– Я не ем кетчуп! – сварливо заявил Николай, которому сравнение не понравилось. – У меня язва.

– Не будете мыть руки, так еще холеру прихватите вдобавок, – сурово заметил я и решительно скомандовал девушке: – Сливайте!

Полюбовавшись относительно чистыми руками Николая, я удовлетворенно хмыкнул и кивнул:

– Порядок. Теперь можете раздеваться.

– Я так и знала! – сердито сказала девушка. – С этого надо было и начинать!

Ее голос звучал несколько приглушенно, потому что она говорила сквозь ткань сарафана, который намеревалась стянуть через голову. Я поспешил уточнить:

– Раздевается только Николай. Вы, девушка, садитесь вперед и не оборачивайтесь.

Она попыталась испепелить меня взглядом, а когда ничего из этой затеи не вышло, забралась в «Жигули» и хлопнула дверцей с такой силой, что машина вздрогнула, как после прямого попадания бронебойного снаряда.

Снимая брюки и рубаху, мужчина выглядел самым понурым на свете стриптизером. Нерешительно потеребив резинку трусов, он спросил дрогнувшим голосом:

– Их… тоже?..

Наверняка он принимал меня за беглого зэка с извращенными в неволе вкусами. Дело в том, что я тоже разделся и теперь поощрительно улыбался ему издали. Моя улыбка не вызвала у Николая ни тени ответной. Только стремление выгородить подружку удерживало его от броска грудью на автомат. Такая самоотверженность вызывала невольное уважение.

– Трусы можно оставить, – сказал я. – Носки тоже. А вот туфли сбрасывай. Кажется, у нас с тобой одинаковый размер. Лови…

Я бросил ему свой порядком потасканный гардероб, и Николай успешно поймал один ботинок, ударившийся ему в живот. Через пару минут, обряженный в мои грязные джинсы и рваную футболку, он приобрел вид лихой и бесшабашный. Я даже подумал, что в таком облике он подходит своей юной подружке гораздо лучше.