Сергей Донской - Остров победы

«И это хорошо, – подумал Роднин, – это правильно».

Взглянув на часы, он обнаружил, что до назначенного Скифу времени осталось несколько секунд, и приготовился соединиться с приемной, чтобы выразить свое неудовольствие. Но секретарша его опередила.

– Скиф прибыл, Василий Степанович, – возбужденно доложила она.

– Пусть войдет, – проворчал Роднин, насупившись. Он умел скрывать свои чувства гораздо лучше, чем его секретарша.

Вошедший в кабинет Скиф натолкнулся на суровый взгляд начальника и ощутил привычный холодок в груди. Он никогда не боялся начальства и тем более не лебезил перед ним, однако полковник Роднин внушал ему уважение, а настоящее уважение никогда не обходится без некоего душевного трепета.

– Прибыл по вашему приказанию, товарищ полковник, – отрапортовал он.

– Садись, – кивнул Роднин на стул.

Скиф расположился перед ним, сохраняя каменное выражение лица.

При росте 183 сантиметра и весе 81 килограмм он казался выше и легче, чем был на самом деле. Тому способствовали его подчеркнуто прямая осанка, развернутые плечи и слегка запавшие щеки. В свои тридцать лет их обладатель двигался не так много, как в молодости, когда участвовал в настоящих боевых рейдах, но и сидеть на месте он не привык. Достаточно было присмотреться к лицу Скифа, чтобы понять: этого человека не часто застанешь валяющимся на диване перед телевизором.

Резко, пожалуй, даже слишком резко, очерченная линия губ, прямой взгляд серо-голубых глаз, подбородок, помеченный горизонтальным шрамом, надменно приподнят, брови сведены к переносице. Если бы не беспощадность к себе и окружающим, сквозившая в облике Скифа, его можно было бы назвать привлекательным. Всегда подтянутый, собранный, настороженный. Прическа – волосок волоску, с прочерченным, как по линеечку, пробором. Представить себе Скифа взъерошенным почему-то не получалось, хотя волосы он носил довольно длинные.

Поймав себя на этой мысли, Роднин машинально прошелся ладонью по седому пуху на голове и спросил:

– Как самочувствие, капитан?

– Нормально, – пожал плечами Скиф, давая понять, что иначе и быть не может.

– Медики утверждают обратное, – заметил Роднин, занявшись перекладыванием бумаг с левой половины стола на правую.

– Они ошибаются.

Скиф закинул ногу на ногу, как человек, чувствующий себя абсолютно уверенно и непринужденно. Его глаза при этом насторожились. Такой взгляд бывает у служебного пса, заподозрившего, что хозяин вознамерился обойтись с ним не самым лучшим образом.

– Ошибаются, значит, – пробормотал Роднин, уставившись на аккуратную стопку бумаг, которую он успел соорудить за время паузы в разговоре. Не зная, чем бы еще занять выложенные на стол руки, он попросту переплел пальцы. Скиф же, ожидая продолжения беседы, принял непринужденную, почти развязную позу и уже намеревался попросить позволения закурить, когда полковник соизволил нарушить затянувшееся молчание:

– Боюсь, тебе не понравится то, что ты сейчас услышишь, капитан.

– Я вам не девица красная, чтобы мне непременно угождать, – дерзко напомнил Скиф. – Говорите как есть.

– Красные девицы, – пророкотал Роднин, – по улицам шляются. – Он показал большим пальцем на мокрое от дождя окно, за которым вряд ли наблюдались гуляющие. – А передо мной сидит мой распоясавшийся вконец подчиненный. Сегодня он ножкой в кабинете начальства болтает, завтра, глядишь, дымить начнет без разрешения. – Роднин откинулся на спинку кресла, как бы желая получше рассмотреть Скифа. – Так?

Тот неохотно обронил:

– Нет.

– Тогда в чем дело? Что за вальяжная поза?

Властный тон Роднина подействовал на Скифа, как холодный душ. Вступление не сулило ничего хорошего. Именно поэтому Скиф вспылил.

– Если вы прикажете мне встать по стойке «смирно», – тихо произнес он, – я встану и вытяну руки по швам. Но мне было предложено сесть, и я сижу. Если я в чем-то провинился, то так и скажите. Но предупреждаю: уходить из оперативников в кабинетные работники я не согласен. Писарь из меня никудышный, товарищ полковник.

Роднин резко подался вперед, словно собираясь боднуть упрямца.

– Это совпадает с моим мнением, – проговорил он обманчиво мягким голосом.

Несмотря на то что время близилось к полудню, за окном заметно потемнело. В это было трудно поверить, но погода продолжала ухудшаться. Роднин включил настольную лампу, встал, надел просохший пиджак и принялся старательно застегивать пуговицы, словно не было для него занятия более важного и ответственного.

Скиф, внутренне сжавшись от плохого предчувствия, напомнил:

– Вы собирались сказать мне что-то неприятное, товарищ полковник.

Прежде чем ответить, Роднин опустился в кресло, поерзал, усаживаясь поудобнее, и только потом соизволил разжать губы.

– Совершенно верно, – подтвердил он с кислой миной. – Я считаю, что хватит тебе в Москве отсиживаться, капитан. Пора проветриться на свежем воздухе. Завтра утром отправляешься в командировку. Вот так, и никаких гвоздей!

– Василий Степанович!..

– Возражения не принимаются, капитан.

– Какие могут быть возражения? – воскликнул Скиф, проявляя необычное для него оживление.

– Вот именно, – строго произнес Роднин, продолжая наслаждаться ситуацией. Видеть искреннюю радость на лице Скифа было все равно что стать свидетелем проявлений нежных чувств матерого волка.

– А я, признаться, думал… – Не договорив, Скиф покачал головой.

– Что? – поднял брови Роднин.

– Что вы решили отстранить меня от оперативной работы.

– Понадобится – отстраню, не сомневайся.

– Спасибо, товарищ полковник, – с чувством сказал Скиф.

– За что спасибо? – притворно удивился Роднин. – За то, что отстраню от работы?

– За доверие.

– Ну, доверие еще оправдать нужно.

– Оправдаем!

– Поживем – увидим. Для начала ответь мне на такой вопрос: три тысячи шестьсот тонн это много или мало?

– Три тыщи шестьсот тонн чего? – насторожился Скиф.

– Скажем, опиума-сырца, – сказал Роднин, скрестив руки на груди, отчего лацканы его узковатого пиджака некрасиво покоробились.

Если бы он знал, что таким образом выставляет напоказ разводы соли под рукавами, он не стал бы принимать такую рискованную позу, но в быту полковник был сущим ребенком. Он принадлежал к числу тех мужчин, которые до глубокой старости не умеют самостоятельно повязывать галстук и превращают в уголья любое блюдо, поставленное разогреваться на плиту.

– Опиума? – Скиф едва подавил желание присвистнуть. – Это же целый железнодорожный состав, а то и два!

– Совершенно верно, – кивнул Роднин. – Обычно из Афганистана в Россию попадает три тысячи тонн наркотиков в год, но нынче у пуштунов выдался небывалый урожай. Ты хорошо переносишь жару?