Евгений Сартинов - В алмазную пыль...

Ни Лалёк ни его друг не могли видеть, что в двухстах метрах впереди река делала большой поворот, изгибаясь почти на девяносто градусов.

— Беги туда, — Бабич махнул рукой в сторону, — перехвати их за поворотом, а я буду гнать отсюда.

Шалимов мотнул головой, на разговоры у него просто не хватало дыхания, он отбежал метров тридцать, услышал ещё сзади короткую очередь майора, а потом сотрясение земли и странный звук, словно выдох великана вместе с шумным плеском воды, заставили его остановиться и оглянуться. Фигура Семёна исчезла, но вместе с ним исчез и огромный пласт земли. Скинув рюкзак, Шалимов подбежал к обрыву и увидел метрах в двадцати от берега, внизу, среди стремительно размываемой земли лежащую фигуру майора.

Бабичу повезло, во время оползня он остался сверху, не попал под завал, но с каждой секундой его положение становилось всё хуже и хуже. Вода размывала новую преграду с коммунистическим энтузиазмом. Новоявленный остров таял с пугающей быстротой, но главное было не это. Поднявшийся на ноги Бабич попытался взобраться на берег, но, ступив с тонкого слоя дёрна, тут же попал в нежданный капкан. Желтоватая смесь глины и песка, пропитываясь водой, стала зыбучей и вязкой. Мгновенно Семён провалился по колено, с трудом вытащил ногу, но другой тут же ушёл в грязь по самое бедро.

Бабич глянул вверх и журналист в первый раз увидел на лице майора растерянность, и даже страх. Это подхлестнуло Михаила, он мгновенно нашел решение этой проблемы, и, метнувшись к оставленному рюкзаку, рывком выдернул из бокового кармана трофёйную верёвку. На ходу он завязал на конце большой узел, и снова очутившись на краю обрыва крикнул Семёну: — Держи!

Конец верёвки упал метрах в двух от милиционера, тот в броске добрался до него, плашмя, всем телом расстелившись по жидкой грязи. Усевшись на самый край обрыва, Шалимов начал тащить верёвку на себя, молясь только об одном — чтобы под ним не обвалился и этот пласт земли. С помощью постанывающего он напряжения в руках журналиста майор постепенно начал выбираться из новоявленного болота. Проваливаясь по пояс, временами просто ложась на липкую грязь и извиваясь как громадный червяк, он упрямо, по метру пробирался к берегу. Минут через десять Шалимов подал руку и помог вскарабкаться Семёну на обрыв. Даже лицо майора оказалось вымазано грязью. Очутившись на твёрдой земле, он плашмя растелился на пожухлой траве и минут пять лежал так без движения.

Шалимов отдыхал рядом, от напряжения болели руки и лёгкие, да и на ногах словно повисла свинцовая тяжесть. Перевернувшись лицом вверх, Бабич сказал тихо и отрешённо: — Это было бы такая глупая смерть — увязнуть как муха в говне. Спасибо, Михаил.

Немного очухавшись, и содрав с рук высохшую корку грязи, майор вспомнил о главном.

— Все-таки опять эти суки опять ушли. И автомат я там, в этом зыбуне оставил.

Шалимов в это время как раз взялся набивать магазин своего Калашникова патронами. Семён смотрел на него как пятилетний пацан, летним днём смотрит на жующего мороженое соседа. Когда Михаил закончил своё нехитрое дело, Бабич заискивающим голосом попросил: — Миш, давай махнём не глядя. Ты мне автомат, я тебе новенький Макаров подарю.

Журналист спесиво ухмыльнулся. Видок у серого от подсыхающей грязи Семёна был довольно комический.

— Нашёл дурака, — он ласково погладил автомат. — Свой надо иметь, замарашка! Пистолет и у меня есть, вон, в кармане лежит.

— Ну, Миш, не хами! Я же всё равно лучше тебя стреляю.

— С этим я могу ещё и поспорить. Ты уж два рожка по этим козлам выпустил, и ни какого эффекта. А я твоему Лешему хоть в пятку, но попал.

— Тоже мне! Кто там из этих, троянцев, попал в пятку Ахиллесу?

— Парис.

— Ах, да! Ты же у нас точно Парис. Вон как Ирку окрутил, в день.

— А тебе завидно?

— А то! Дай автомат, жулик!

— За жулика ничего не получишь.

Поломавшись, Шалимов все же отдал автомат своему довольному однокашнику. В громадной лапище майора даже АКМС с уродливым, коротким стволом казался чем-то вроде игрушки.

Спускаться к реке, чтобы вымыть лицо и руки Бабич не решился, в нём ещё жил недавно испытанный страх. Роль умывальника он отвёл большой луже.

— Может, ты весь помоешься? — предложил Шалимов. Но Семён только махнул рукой.

— Потом. Грязь до тела всё равно не достала. Высохнет — сама отвалится. Где нам теперь Лалька искать, вот проблема? За это время он не то, что до Китая, поди, до Индии уже добежал.

Они пошли вдоль берега, внимательно присматриваясь к береговой линии. Цепочка следов на каменистых отмелях, хотя уже и замытая, просматривалась вполне отчётливо. Километра через полтора они нашли место, где Лалёк и его спутник поднялись на откос. Там же и одноклассникам снова пришлось нырнуть в дебри тайги.

— Куда они теперь идут? — спросил Шалимов, двигаясь по пятам своего «следопыта».

Бабич, похоже, недоумевал сам.

— Да лях его знает! Сейчас они идут строго на север, прямо в противоположную от Китая сторону.

Очевидно, вскоре это поняли и Лалёк с Матвеем. После следов короткого привала: двух банок из-под тушенки и пары забычкованых окурков, следы их повернули в другую сторону. Временами и Шалимов и сам начал различать явные метки прошедших людей — сорванный с упавших деревьев мох, сломанные ветки кустарников, беспощадно примятую под тяжёлыми сапогами траву. Но, конечно, без намётанного глаза майора он не смог бы проследить эту цепочку так долго.

Уже стемнело, когда они вышли к очередной реке. Она оказалась поменьше, чем предыдущая, но такая же быстрая и норовистая. Судя по следам, Лальку удалось переправиться на другую сторону. Соваться в холодную воду, на ночь глядя, не хотелось, и после короткого совещания друзья решили остановиться на ночёвку.

Уже у костра Бабич долго разглядывал трофейную карту, потом ткнул пальцев в одну из многочисленных голубых прожилок.

— Мы сейчас вот здесь. Та река повернула на восток, и теперь больших преград перед нами не осталось. Тут вот только опять какие-то горы.

— И что, неужели на их пути нет ни какого жилья?

— Нет. Тут заповедная глушь, недаром они пошли этим маршрутом.

Ночью снова упал холод, Шалимов спал чутко, ворочаясь около надьи — уже трёх положенных друг на друга горящих брёвен. Ему, почему-то казалось, что в эту ночь Лалёк и его широкоплечий дружок непременно придут, чтобы перерезать им горло. Он понимал, что это глупо, лезть в ледяную воду ночью никто не станет, но страх этот жил в нём как-то отдельно от разума. Поэтому крепко заснул он только под утро, за полчаса до подъёма, объявленного майором.

Взглянув на лицо журналиста, Бабич присвистнул.

— Ты что это сегодня такой?