Сергей Донской - Личное задание

Неподалеку от него притаился молодой член группировки, который, как и полковник, воспользовался суматохой, возникшей при посадке в машины.

Открывать пальбу никто не спешил. Над серебристой зажигалкой по-прежнему мерцал крошечный огонек, и было достаточно легкого толчка, чтобы она упала в емкость, наполненную бензином. Но зажигалка не могла гореть вечно. И мужчина в джинсах не мог сидеть на цистерне до скончания века. Рано или поздно ситуация должна была измениться в пользу тех, кто затаился в засаде.

После того как разъехались автомобили, вокруг стало удивительно тихо. Цвиринькали в вышине невидимые пичуги, стрекотали кузнечики. Но слух полковника Бурлаева был занят не этой ерундой. Он старался не пропустить ни единого слова из разговора двух людей, оставшихся возле бензовоза.

– ...выпишу тебе чек на лимон зелени, – бубнил Итальянец. – Прямо здесь, не отходя от кассы. Слышишь меня, Громов? Чек можно будет обналичить в любом...

Начало и конец тирады заглушила возня непоседливого соседа в кустах. А из ответа человека по фамилии Громов удалось разобрать одно-единственное слово:

– ...подотрись...

Тем не менее суть состоявшихся переговоров Бурлаев для себя уяснил, сделав вывод, что лично он в мифический чек тоже не верит; и теперь, поглядывая на Итальянца, гадал: держит ли тот золотую стрекозу в кулаке или выронил ее на землю. Помнится, пару лет назад из Ростова пришла ориентировка на очень похожую вещицу, похищенную у убитого ювелира. По оценкам специалистов, та стрекоза с крупным бриллиантом в лапках стоила около четверти миллиона баксов. Если так, то чем раньше Громов пристрелит своего заложника, тем лучше. Уж кто-кто, а полковник милиции всегда найдет возможность незаметно обыскать труп и так же незаметно завладеть интересующим его предметом.

Он сдул с носа комаху, сменил позу и увидел, что Громов созвал на дорогу всех сотрудников телекомпании. Две мужские фигуры и одна женская – в симпатичном платьице, подол которого затянуло в расщелину между ягодицами. Но ей было не до форса: она поглядывала то на пистолет в руке мужчины, то на труп горе-стрелка, распластавшегося неподалеку. Зрелище, как заключил Бурлаев, не для слабонервных. Даже ему, повидавшему виды, было неприятно смотреть на лицо, превратившееся в сплошной разинутый рот, перепачканный кровью.

– Ты что, не узнаешь меня, Громов? – неожиданно спросила теледива, и ее кокетливый голосок прозвучал в сложившейся ситуации довольно дико.

– Почему же, узнаю, – ответил безразлично мужчина в джинсах и посоветовал: – Держись от меня подальше.

Теледива раздраженно оправила платье и отошла на несколько шагов. Нетрудно было догадаться, что Громов нажил себе еще одного врага, словно ему было мало тех, которые у него уже имелись. Бурлаев подумал, что, если ему когда-нибудь доведется допрашивать этого человека, он обязательно поинтересуется, что связывает его с особой, которая, похоже, не носит нижнего белья.

– Прямой репортаж займет пять-десять минут, – говорил между тем Громов, обращаясь одновременно и к телевизионщикам, и к Итальянцу, который с каждой минутой принимал вид все более бледный и затравленный. – Господин Руднев А.С. представится зрителям в своем главном итальянском качестве, покается в том, что лучшие годы жизни посвятил бандитизму, и на том попрощается. Потом творческий коллектив сядет в свой автобус и уедет отсюда. Дальнейшее для трансляции по телевидению не годится.

– С нас головы за такое поснимают! – заметил баском телевизионщик в наушниках.

– Самую большую опасность для головы представляет вот что. – Громов продемонстрировал ему пистолет.

– Когда начинаем? – деловито спросил телевизионщик. – Я могу выйти в эфир хоть через две минуты.

– Ну что, Руднев? – обратился Громов к пленнику. – Вы готовы? Или сначала требуется небольшая профилактика? Я знаю массу различных способов убеждения, поверьте.

– Что я должен говорить конкретно? – спросил Итальянец сдавленным от ненависти голосом.

– Я уже сказал. Если ваше выступление покажется недостаточно откровенным, то я пристрелю вас прямо на глазах у тысяч благодарных земляков. Но на миру и смерть красна. Так, кажется, в народе говорят, м-м?

Дальнейшее происходило буднично и скучно. Проворный юноша с видеокамерой приблизился к бензовозу и несколько раз менял ракурсы, пока Итальянец с вымученной улыбкой обращался к телезрителям. Бурлаев не сомневался, что этому человеку пришел конец. Отныне его фамилия и кличка будут вызывать лишь насмешливое презрение. Его прилюдно опустили, да так, что обратного хода не будет.

Если бы не золотая стрекоза, которую зоркий взор полковника Бурлаева высмотрел в дорожной пыли, он давно сунул бы пистолет в подмышечную кобуру, сплюнул и пошел прочь. Но он остался на месте и дождался, когда остались лишь три человека: поникший Итальянец, Громов и юноша с видеокамерой, который почему-то не укатил вместе с коллегами.

«Не повезло тебе, сынок, – посочувствовал ему Бурлаев мысленно. – Не там ты оказался».

Громов распрямился на бензовозе и потянулся с таким видом, словно только что закончил утомительную, но очень важную работу, результатами которой он несказанно доволен. Прикинув, что до него не больше двадцати пяти метров, Бурлаев положил кисть правой руки на ладонь левой. Он целился Громову в голую грудь, чуть ниже крошечного медальона. Осталось лишь задержать дыхание и плавно нажать на спусковой крючок. Стоящий во весь рост человек никак не успевал дотянуться до своей зажигалки, даже если бы очень поднапрягся перед смертью. Но после выстрелов полковника Бурлаева мало кому удавалось прожить хотя бы лишнюю секунду. В тире он творил настоящие чудеса.

Бурлаев убрал мешавшие обзору ветки. Ему показалось, что это было проделано совершенно бесшумно, но проклятый ротвейлер, который до сих пор неподвижно сидел в сторонке, неожиданно взвился и, хрипя от ярости, помчался прямиком к его укрытию.

Сначала – хозяина, а потом – его пса, – хладнокровно решил Бурлаев. Горячий воздух заполнил его легкие до предела. Указательный палец напрягся. А потом все пошло кувырком.

Прострекотала короткая очередь, выпущенная соседом. Дорогу перечеркнула полоса взметнувшейся пыли. Громов, только что лениво стоявший на цистерне бензовоза в своей развевающейся на ветру синей рубахе, нырнул оттуда ласточкой, словно не укатанная дорога под ним расстилалась, а водная гладь. Он начал стрелять в полете, успев выпустить две пули в молодого бандита, засевшего слева от Бурлаева, а одну – в него самого. А еще два выстрела произвел после того, как кувыркнулся через голову.

Бандит заверещал так отчаянно, что сразу стало ясно: не жилец. Бурлаев же собственного крика не услышал. Не успел осознать, что эта засада оказалась самой неудачной из всех, в которых он когда-либо сиживал.