Сергей Зверев - Бастион: Ответный удар

Прихожая представляла собой правильный полукруг. Четыре двери, три из них открыты – ванная, кухня, гостиная. Четвертая – спальня. Закрыта.

Человек поднял ствол и вошел в нее, как к себе домой.

Свет из коридора неплохо освещал помещение. Объект охоты лежал на кровати и мирно спал. По губам плавала улыбка – вполне умиротворенная. Человек поднял пистолет.

В этот момент глаза спящего открылись. Не из тех он был людей, готовых умереть во сне. Он и наяву-то не рвался… Едва ли он мог разглядеть навернутый глушитель. Просто безошибочным нюхом почуял присутствие нечисти и отреагировал. На уровне рефлекса. Дернулся, ринулся из кровати. Успел уйти с линии огня – пуля пробила левое плечо. Взревел от боли. Перевалился на пол и уже не мог подняться, как ни пыжился. Боль терзала. Оставалось только расслабиться – чтобы не так выворачивало плечо. Он расслабился… Как это, право, удивительно – из безоблачного сна, где много моря, солнца, женской ласки, погружаться во мрак невыносимой боли… Он лежал на боку и видел только пол, ноги стоящего человека, а далеко впереди – в прихожей – смолистые волосы Ануш, окруженные каким-то бурым пятном. И оторвавшийся кусок обоев под вешалкой, который он так и не удосужился приклеить (обязательно приклеит на досуге…). И еще чьи-то переминающиеся ноги…

«Почему она там лежит? – подумал он. – Почему я здесь, она там?.. Мы лежали в одной лодке, она улыбалась мне в лицо и обнимала, ластилась, а теперь вот все не так. Нет, это не она там, на полу. Это не Ануш…»

– Извини, Губский, – негромко произнесли над головой, – это не моя идея. Будь ты на крючке у Крокодила, ты бы меня понял.

«У тебя проблема, парень», – мелькнуло в угасающем сознании.

– Пещерник, подожди… – прохрипел он. – Ведь мы с тобой… Ведь это я тебя привел в ментуру…

– Извини, приятель, – повторил убийца. – Ты меня породил, я тебя и убью… Так надо, поверь.

– Спекся, козел, – радостно сообщил из прихожей смутно знакомый голос. Впрочем, почему смутно? Вполне определенно и отчетливо. И пузо, по которому он бил, как по резиновой груше, было самое настоящее. Такое жирное, волосатое… Дай ему волю и сил, дай ему минуту отсрочки, он бы и сейчас ему таких пенделей навешал… Соседушек, блин…

Он вознамерился приподняться. Но не успел. Вторая пуля пробила лобную кость, оставив ценные мысли недодуманными, а важные дела – недоделанными…

Две ночи ему снился этот сон… В люксе – духота, воняет дешевой косметикой и старческим перегаром. На столике среди пустых коньячных бутылок и ссохшихся бутербродов – вороненый ствол «макарова». Ну как же, Особый отдел ЦК, карающий меч нации – шлюх, наверное, стволом пугал, когда больше оказалось нечем. Торгаш при Брежневе, кооператор при Горбачеве, в девяностых – неудачливый бизнесмен, быстро понявший, что все его глупости – результат происков. Лез во власть ради удовольствий и мести: всех, с кем раньше не поладил, включал в списки «расследуемых», а потом «особо интересовался». А дивчинам не заплатил, корками размахивал – они охотно на него наябедничали… Открыли своим ключом, вошли – как два демона за одной душой. Холодной водой с остатками салата – в морду – на! С добрым утром, дядя! Морда кривится, лепечет чего-то, Туманов бросает на столик бумажку – палач в колпаке и с топориком, а под топориком надпись «Наше дело правое», гадайте, чекисты. Бежан стреляет, из дырки в поросшей седым волосом груди, похожей на вскрытый нарыв, толчками выплескивается кровь, еще выстрел – в лоб. Все, время пошло, коридоры, двери, где этот гребаный пожарный выход… Мог бы и сам провернуть, Борис Андреевич, какого ж дьявола ты меня с собой поволок? Тебе как с гуся вода, а мне – проблемы… Оксанку повяжут и самого заметут…

Перебирая в очередной раз в памяти ушедший сон, Туманов опять задумался: кого, интересно, из «Бастиона» зацепил особист? Справедливое возмездие – этим только юноши из «Движения сопротивления» страдают, если еще не всех переловили, а серьезным людям оно как-то ни к чему.

Он тяжело поднялся. На работу сегодня надо вовремя – в комитет по встрече нового директора. Какой-то скобарь, из столичных функционеров, назначен напрямую – промотделом ЦК. Кончилась в «Муромце» сибирская вольница, а следовательно – пора менять работу. И место жительства. Независимо от результатов расследований – чекистского и ментовского. Но это не сегодня. Потом. Сегодня Лева Губский к девяти подойдет. Если его, и правда, хотят убить – дела неважнецке…

Разумеется, он знал про наркотик. Какой иначе из него аналитик? Он и с Терещенко пил – начальником сектора грузоперевозок, и с Барчуковым-воришкой, и с Громовым из планового бюро. Чего только не наговорят ребята по пьяному делу? А поутру не помнят. А почему не помнят? А потому что он умеет располагать к себе ребят. И щепоть препарата «С-5» – так называемая «сыворотка правды» с примесями метедрина (ма-ахонькая такая щепоть; много нельзя) – проходит незамеченной и только способствует развязыванию языка с последующим гарантированным склерозом. Как прожить без информации? Впрочем, знал Туманов немного. Режим секретности отсекал от истинного положения дел не только посторонних, но и многих лиц из «особо приближенных к императору». А из тех, кто знал про наркотик, практически никто не догадывался, для каких именно нужд выпускается в восьмом цехе фармзавода этот пресловутый «Продукт-12», окруженный столь плотной завесой таинственности. Для медицины? Для спецслужб? Для внутреннего потребления своими гражданами? И чтобы такой глобализм, о котором нарыл Губский! И Кравцов сунул в это дело свою лапу? Такого Туманов, понятно, не прогнозировал. Уж больно нереальным представлялся союз директора с Крокодилом. Впрочем, прошедшим вечером, перед отбоем, обкуривая безбожно кухню, он пришел к разумному выводу: а почему бы нет? Много денег не бывает. Бывают повышенные запросы. Машины, блондинки, рискованные счета в западных банках. Удачная женитьба, в конце концов. (Разве не бывает в сорок семь удачных женитьб?) Видимо, процесс наркопроизводства был отлажен от и до, раз Крокодил не побоялся замочить Кравцова. (Вестимо, Крокодил. Кто еще? Спецслужбы взяли бы Кравцова живым и душу бы из него вытрясли.) А причин, кстати, воз и тележка. Шантаж Кравцовым Крокодила, отказ директора увеличить объем воровства с производственной линии, банальная ссора. Да мало ли. Взял да проглотил обиду, вместе с обидчиком. А повязан Кравцов – позязан и начальник цеха (он начальник – он дурак), иначе не стыкуется. А зачем в деле лишнее звено? Например: начцеха вывозит в кейсе через проходную ворованную партию – там от силы граммов двести, кто его обыщет? Загоняет в определенное время машину на автостоянку, где дежурит свой работник, через час появляется пацан от Крокодила, отгоняет машину поближе к дому начальника и с кейсом под мышкой марширует восвояси. Чем не схема? Да их с десяток можно придумать.