Илья Деревянко - Спецы

— Впускайте.

— У-уф! — усевшись в кресло возле стола, выдохнул Петр Васильевич и шепнул с оттенком зависти: — Ну и цербера ты себе завел. Обалдеть!

— Прикажете подать чай с бутербродами и булочками? — вновь донеслось из селектора.

— Спасибо, не хочется, — вежливо отказался я.

— Но вы же абсолютно не завтракали! Только кофе выпили да курите беспрерывно. Так недолго язву нажить! — В грудном контральто секретарши зазвучали возмущенные нотки.

«Нет в мире совершенства», — с тоской подумал я и покорно пробормотал:

— Хорошо, несите…

Безукоризненная Людмила Александровна обладала (с моей точки зрения) одним существенным недостатком, а именно — считала меня кем-то вроде безалаберного младшего братца, нуждающегося в постоянной опеке.

— И тебя в оборот взяла! — ехидно прищурился Логачев. — Правильно, давно пора! А то совсем…

— Ты по делу или как? — раздраженно перебил я.

— Разумеется, по делу. Приказ генерала Рябова получил?

— Угу.

— Ну и?.. С какого бока намерен зайти?!

— Да пес его знает! — тяжело вздохнул я. — В голове ни одной путной мысли, а… — Тут я поспешно прикусил язык. Но не помогло.

— А настроение — хоть в петлю лезь! Мощный приступ черной меланхолии на почве нервного переутомления. Еще чуть-чуть, и начнешь искать смерти в бою. Тебе нужна небольшая встряска, дабы снять напряжение, прийти в норму. Такая возможность у нас есть. И развеемся маленько, и полезное дело сделаем. — Светло-стальной взгляд Логачева пронизал душу словно рентгеном, передал информацию в мозг полковника, и тот мгновенно поставил диагноз, а также определил способ лечения.

— Что ты предлагаешь? — заинтересовался я.

— Потом. — Логачев указал глазами на величественно вплывшую в кабинет Людмилу Александровну с подносом в руках. Галантно вскочил на ноги и помог ей переставить на стол здоровенную тарелку с бутербродами, такую же с горячими кексами и две большие чашки ароматного чая на травах.

— Спасибо, — кивнула она и столь же величественно удалилась.

— Ну так что же ты предлагаешь? — повторно спросил я.

— Сначала завтрак. Голодного не возьму, — отрезал Петр Васильевич. — Ну ка, Дмитрий, навались! Ты должен съесть ровно половину, иначе отправлюсь развлекаться без тебя!

Ничего не поделаешь, пришлось подчиниться…

— Сегодня в Б-м районе, примерно через час, состоится открытие выставки модернистского искусства под названием «Эра Водолея», — заглотив последний кекс, начал Логачев. — Организатор — Фонд имени академика Глюкозова. Змеюшник еще тот! Впрочем, ты в курсе. Под «модернистским искусством» они понимают глумление над Богом. Так, в частности, там будут выставлены картины, изображающие Иисуса Христа, Богородицу и святых в отвратительном, непотребном виде. Ожидается большое количество посетителей — все сплошь отъявленные подонки из среды «либерально-демократической» оппозиции. Сие безобразие усиленно охраняется мордоворотами из службы безопасности фонда, а также купленными на корню ментами из ближайшего отделения. Сунуто кой-кому на «лапу» и из высшего милицейского руководства. Те православные, кто попробует возмутиться и сорвать богохульное мероприятие (как уже случалось прежде), будут жестоко избиты и подвергнуты административному аресту. В перспективе возможно уголовное преследование…

— Сволочи!!! — не выдержав, взорвался я.

— Точно так же считает генерал Нелюбин, — скупо улыбнулся Логачев. — Борис Иванович отдал неофициальное распоряжение: проникнуть на выставку в числе первых посетителей, устроить там погром, а мерзкую мазню сжечь вместе со зданием. Оружие и смертельные приемы применять запрещено. Иначе сам знаешь, какой хай поднимется. Однако ломать кости и сворачивать челюсти не возбраняется. Работать будем в гриме и не от имени ФСБ. Поэтому — служебное удостоверение оставь здесь, в сейфе.

— Какие документы прикрытия? — деловито осведомился я.

— Никаких. Нелюбин считает, что спецы нашего уровня успешно выполнят поставленную задачу и столь же успешно скроются без каких-либо документов, оружия и средств защиты. Даже если по нам откроют огонь. В этом случае разрешено использовать «живые щиты» из тамошних выродков. Вопросы?

— Вдвоем отправимся? — Мою хандру как рукой сняло.

— Втроем. Ерохин тоже хочет поучаствовать. А ты, я вижу, ожил?

— Открытие через час! — Я порывисто вскочил. — Не дай бог опоздаем!!!

— Верно, рассиживаться нельзя, — согласился полковник, поднимаясь на ноги. — Пошли гримироваться…

В гримерной мы застали Виталия Федоровича. Он сидел в кресле, похожем на зубоврачебное, а над лицом полковника трудился специалист в белом халате. Двое его коллег, потирая руки, тут же устремились к нам, и спустя минуту мы с Васильичем уже подвергались аналогичной обработке.

— Вы знаете ПОД КОГО? — только и спросил Логачев.

— Знаем. Борис Иванович предупредил, — ответил один из гримеров и почему-то хихикнул.

Причину его веселья я понял по окончании процедуры, когда посмотрел в зеркало и отпрянул в шоке.

Стараниями конторских умельцев я, чистокровный русак с ярко выраженной арийской внешностью трансформировался в подозрительную смуглокожую личность непонятной национальности. А моим товарищам повезло еще меньше. Логачева состарили лет на двадцать и украсили пегой неряшливой бородищей, сделав удивительно похожим на осовевшую от пьянства «творческую личность» из поколения «шестидесятников». А из Ерохина вылепили натурального раввина: с пейсами, горбатым носищем и в традиционной для них одежде, густо посыпанной перхотью.

— Раввин… раввин-то зачем?! — едва мы покинули гримерку, задыхаясь от смеха, спросил я.

— Для внесения растерянности и неразберихи в стан противника, — спокойно пояснил Виталий Федорович. — Масонская пресса, вот увидишь, попросту потеряет дар речи. А в патриотические круги будет потихоньку передано: «Бесовские отродья передрались между собой и по пьяни спалили дом».

— Хорошая идея, — подумав, одобрил я. — Дай бог, чтобы получилось!

— Не волнуйся, — фыркнул Петр Васильевич. — Дело-то, в сущности, плевое…

Чертова выставка расположилась в отдельном, недавно отреставрированном особнячке на улице Болотная, спрятавшемся за высоким решетчатым забором, на особицу от жилых домов. Он был выстроен в начале двадцатого века одним богатым масоном, и вплоть до революции там устраивали «творческие вечера» (читай — разнузданные оргии) тогдашние модернисты. (В те времена их называли декадентами, футуристами и т. д. и т. п.) Правда, не художники, а литераторы вроде известного сатаниста Валерия Брюсова. [4] Брюсов Валерий Яковлевич (1873–1924) — выходец из купеческой семьи, поэт, духовный предок современных модернистов, активный член сатанинской секты, служил черные мессы. В своих стихах старательно разлагал читателей, поддерживал разжигателей революционных беспорядков, муссировал тему скорой гибели буржуазной цивилизации. После Октябрьской революции сотрудничал с Советской властью. Член РКП(б) с 1919 года. В 1921 году возглавил основанный им Высший литературно-художественный институт. После октября семнадцатого года особняк сменил множество хозяев, а в конце девяностых его приобрел фонд Глюкозова, и все вернулось на круги своя. В тех же комнатах, где Брюсов со товарищи возносили хвалы дьяволу, обосновались их духовные наследники. И в том, что богомерзкая мазня презентовалась именно здесь, виделось нечто символическое, эдакая «связь времен»…