Игорь Солнцев - Смерть ей к лицу

— А о чём же? О чём-то ведь вы ещё думали?

Он не ответил. Он промолчал, словно не желая либо не зная, что сказать.

— Я просил вас просто понаблюдать за женой…

— Я знаю, — отмахнулась тут же я, перебивая его. — Чтобы иметь прикрытие для вашей основной просьбы. Но только ли это?

— Я тревожусь за неё.

— И всё? — Я была настырной.

— Повторю то, что уже сказал: я вас просил просто за ней понаблюдать, — жёстко повторил он. — Пока только это.

— Ваше право, — пожала я тут же плечами, идя на попятную. — Хотя… Если я скажу, что она вышла несколько другая после переодевания, тогда как?

— Какая ещё другая? — Кажется, вот эти слова задели Лазутина.

— Лицо у нее было совсем иным, появились некие новые чёрточки — это все равно как у человека улыбающегося отнять улыбку, отчего он враз становится другим. Улавливаете? Как вам такое? Опять спихнете на болезнь?

— Какая, к чёрту… Хотя…

— Без хотя. Она села вполне целенаправленно в «Форд», за рулем которого находился мужчина. Больной она не казалась. Так что найдите иной ответ.

— Лицо… — Он как-то разом сбросил маску самоуверенности. Поджал губы, задумчиво глянул на потолок, словно ища там ответа.

В следующее мгновение он принялся размашистыми шагами мерить кабинет. Как это делал до того, как я вошла к нему. Наконец он остановился и уставился на меня с видом человека, принявшего нелегкое решение.

— Вот что… Идите за машиной. Пока вам её будут оформлять, я постараюсь придержать жену у себя. А затем… А затем, когда она выйдет, вы вновь продолжите свои обязанности. В отношении её.

— Вы не вместе с ней уезжаете?

— Нет. У меня деловая встреча. А вы проследите за Мариной.

Он вновь глянул на часы, замотал головой и посмотрел на меня, как бы давая понять, что мое время истекло — и уже давно.

Тем не менее я не спешила покинуть банкира.

— Мы ещё не всё обсудили? — насторожился он.

— Родители вашей жены живы?

— Живы. А при чем здесь они?

— Дайте мне их адрес.

— Для чего?! — Он искренне удивился.

— Пригодится. Может даже очень пригодиться.

Он хмыкнул, но не стал мне перечить, подошёл к столу, вынул чистую белую картонку и что-то на ней написал тонким пером.

— Пожалуйста. Они живут в Подмосковье.

Для «Ауди», которое мне презентовал Лазутин, — это не расстояние. Хотя я еще и сама толком не понимала, для чего мне они — родители Марины — нужны. Просто какая-то дремавшая до сей поры интуиция неожиданно проснулась и подтолкнула меня на новый ход и направление в дальнейших поисках. Может быть, не главного. Скорее даже именно так. Но как запасной вариант всегда нужно что-то иметь, когда кажется, что окончательно запутался.

Я спрятала картонку с адресом родителей Марины в карман и опять не сдвинулась с места.

— Ещё? — Он весь напрягся. Казалось, ещё немного, и он заорет о своей спешке, о делах и о моей не способности понять столь простые вещи.

— Всего лишь один момент, — успокоила я его. — По вашей первой и основной просьбе.

Он вмиг притих. Он не ожидал, что я так быстро смогу что-либо предложить ему в столь сложном деле. И настолько важном для него, что он готов был повременить и со встречей с женой, и с делами.

Он уже не смотрел на часы. И не делал вид очень торопящегося человека. Он весь превратился во внимание.

— У вас что, уже есть что-то конкретное? — Всё же нотки недоверия промелькнули в его голосе.

— Кое-что. Нечто рождается, но пока до окончательного появления на свет требуется время и работа. Сами понимаете, ваша просьба несколько неординарная.

Он довольно фыркнул. Словно был рад, что смог такую вот просьбу адресовать мне.

— Хотите сообщить, что у вас там рождается?

— Нет. Это преждевременно. Но некоторые наводящие моменты мне хотелось бы прояснить.

— Какие еще такие наводящие?

— У вас есть любовница?

— Чего?! — Он выпучил глаза, словно жаба, изнывающая на солнцепеке от жары.

— Я не собираюсь вмешиваться в вашу личную жизнь. И не хочу знать того, что не касается моей работы. Не мешает ей. Пока — не мешает. И я не собираюсь вас как-то увещевать в моральном аспекте. То, что я спросила, мне нужно знать, дабы скорректировать свои действия. И я хотела бы, чтобы вы были откровенны. Для вас же самого это лучше. И для выполнения вашего заказа.

— У меня нет любовницы, — нехотя, с какой-то натугой выдавил он.

— И не было? — прищурила я глаза.

— У меня нет любовницы, — ещё жёстче повторил он, как бы показывая, что о своих старых грешках говорить не намерен.

— Ну и хорошо.

— Я рад, что не упал в ваших глазах.

Я пропустила его высказывание мимо ушей. Пусть радуется. Только недолго. Я не собиралась предоставлять ему это счастье. И посему сразу же в лоб спросила:

— Как насчёт того, чтобы я стала вашей любовницей?

Было ощущение, что он получил солнечный удар. Он провел ладонью по лбу, будто успокаивая головную боль, затем ошалело посмотрел на меня, только что не спросил, а не спятила ли я часом?

— Это шутка? — спросил он дрогнувшим голосом.

— Не-а, — игриво заявила я. — Вы ведь не шутили, когда говорили о своем убийстве. Правильно? Я тоже не намерена шутить.

— Тогда как это понимать?

— Так же, как и свое убийство. Я буду мнимой вашей любовницей. Но сыграно это должно быть железно.

— Когда… сыгранно?

— Скоро. Вы ведь мне дали неделю? Тогда у меня ещё есть время. А пока что будьте готовы принять меня в качестве своей пассии.

Он не знал, что сказать. Вынул руки из карманов, затем вновь засунул и вновь вытащил их — вместе и по одной. А потом неуверенно произнёс:

— Ну, если это нужно для дела…

— Понадобится. Если я ещё чего не удумаю, — многообещающе сообщила я.

Он откашлялся, вздохнул, как приговоренный к казни. Не шуточной, а самой натуральной. И словно специально, доигрывая возникшую ассоциацию, я участливо, как у тяжелораненого, поинтересовалась:

— Какая у вас группа крови?

Он крякнул, совсем не поспевая за ходом моих мыслей. И ещё не понимая, что за оными словами стоит, как прилежный ученик на вопрос учителя автоматически ответил:

— Первая. Резус отрицательный. — И, всполошившись, запоздало выдохнул: — А это ещё зачем?

— Для нашего дела… И пожалуй, это всё, — смилостивилась я. — Я за вашей машиной. А вы, как говорили, попридержите свою жену.

Он кивнул как-то механически, находясь еще под действием моих последних реплик.

«Ауди» — это не шестая модель «Жигулей». А если к тому же ещё она и новая, то упоминание «шестёрки» — это просто дурной тон. А то, что машина, спонсированная банкиром, новьё, можно было не сомневаться. На ее спидометре значилось всего ничего — тысяча километров. Да и по тому, как она двигалась, по специфическому запаху в салоне ощущалось совсем недавнее её сошествие с конвейера.