Дэвид Моррелл - Рэмбо 3

Фамилия пленного была Андреев. Он сидел рядом с Рэмбо у входа в пещеру и смотрел, как солнце опускается за горы. Афганцы молились, встав на колени. Рэмбо уважительно подождал, пока молитва будет окончена, а потом по-русски объяснил Андрееву, что он от него хочет.

Голубые глаза солдата расширились: Вы так хорошо говорите по-русски!

— Это одна из моих военных специальностей. Еще я говорю по-тайски и по-вьетнамски.

— Вы солдат?

— Был когда-то, — Рэмбо задумался. — Пожалуй, можно сказать, что я в отставке. Я тебе задал вопрос. Ты знаешь, где прячут американца?

— Да, я видел вашего друга. Рэмбо наклонился ближе к пленному.

— Где?

— В крепости.

— Он жив?

— Кто знает, сколько он еще продержится? Они его здорово колотят. Каждый день.

Желваки заиграли на скулах у Рэмбо.

— Покажи мне, где они держат. Нарисуй карту.

— Все равно его нельзя выручить. Крепость защищена слишком хорошо. Даже все эти мятежники не возьмут ее.

— Они и не собираются туда идти. Я пойду сам.

— Вы? — изумился Андреев.

— Со своим другом. У двоих есть шанс проникнуть внутрь незамеченными.

— Но вокруг крепости минные поля! Даже если у вас есть карта, без проводника через них не пройти, — Андреев что-то прикинул про себя. — Вам придется взять с собой меня.

— Придется? Подумай как следует.

— Вы не уверены, можно ли мне доверять?

— Вот там стоит человек с топором, у которого нет сомнений по этому поводу. Почему ты бежал с поля боя?

— Вы думаете, я трус?

— Я ничего про тебя не знаю. И даю тебе шанс объясниться.

Андреев пригладил свои светлые волосы.

— То, что мы здесь делаем, неправильно. Я люблю свою страну, но эту войну ненавижу. Многие солдаты думают так же, как я. Некоторые даже бегут. Это плохая война. Как во Вьетнаме.

— Да, — сказал Рэмбо, — как во Вьетнаме. — Он почувствовал привкус во рту. — Ты хочешь сказать, что собирался дезертировать?

Андреев недоуменно огляделся.

— Похоже, я так и сделал.

— Если только эти люди тебя примут. Андреев опустил взгляд.

— Да. Конечно, если…

— Они захотят, чтобы ты сражался против своих. Ты способен на это?

— Солдаты в крепости для меня не свои. Я родом из очень большого города, Пермь называется. Там у меня свои. А те, кто живет в Москве, они и понятия не имеют, как у нас плохо. Военные забирают молодежь из деревни и посылают служить подальше от дома. А в Москве говорят, что мы здесь побеждаем. Это неправда. На войне никто не побеждает. Это война не моя. Плохая война. Если мне афганцы разрешат остаться, то они для меня и будут свои.

Рэмбо пристально на него посмотрел.

— Вы можете мне доверять. Андреев не подведет американца. А вот можно ли вам верить?

— Чтобы спасти тебя, я рисковал своей жизнью.

— А я теперь рискую своей, чтобы помочь вам.

— Ну хорошо. Я об этом подумаю. Рэмбо обернулся на звук шагов по камням.

К ним приближалась Мишель с дочкой Халида и с неизменной сигаретой в зубах.

— Я подумала, тебе интересно посмотреть, как поживает твоя подружка.

Рэмбо улыбнулся ребенку, которого ему довелось спасти. Малышка заговорила.

— О чем это она, Мишель?

— Да так, ни о чем.

— Скажи мне.

— Ты же знаешь, что такое дети. Сначала скажут, а потом подумают. Она сама не соображает, о чем говорит.

Рэмбо ждал.

— Ну ладно, — произнесла Мишель. — Она надеется, что скоро тебя ранят и тогда она сможет за тобой ухаживать.

— Может быть, ей и повезет.

Рэмбо изучал нарисованную Андреевым карту до тех пор, пока не выучил наизусть каждую относящуюся к крепости мелочь. Он поднялся со своего места в углу лазарета, где сидел рядом с керосиновой лампой, откинул одеяло и вышел в темноту.

В эту ночь повстанцы не зажигали огней. Лагерь полностью был погружен во тьму. Если вертолеты прилетят в предгорья, чтобы отомстить за дневное нападение, они откроют огонь, заметив малейшее движение. Прошло несколько секунд, прежде чем глаза Рэмбо привыкли к темноте. Светомаскировка палаток была идеальной — они не выделялись среди ночных теней. Только редкие всхрапы да чмоканье копыт в грязи выдавали место, где среди деревьев были спрятаны кони. Даже погода сегодня была союзником, небо затянули плотные облака и скрыли свет звезд.

Совсем рядом, справа от стены обрыва, отделился неясный контур человека, до этого полностью сливавшийся с камнями.

— Муса, мне надо, чтобы ты попереводил.

Они зашагали к палатке прямо перед ними. Негромкий разговор оборвался, едва они вошли внутрь. Пламя свечи выхватило встревоженные лица Халида, Рахима и Мосаада.

— Этот советский рассказал тебе что нужно? — спросил Халид.

Рэмбо развернул перед ними карту.

— Но как проверить, правда ли это? — спросил Рэмбо.

— Я показал ее вашему шпиону, тому солдату, который вчера прискакал предупреждать о колонне. Он сказал, что подразделение афганцев, в котором он служил, размещалось не в самой крепости, а рядом. Однако он дважды бывал внутри и на карте показано все то, что он успел там рассмотреть.

— А как насчет того, что он рассмотреть не успел? — не успокоился Мосаад.

— Это я скоро узнаю.

— Скоро? — нахмурился Мосаад. — А как скоро? Когда ты собираешься уйти?

— Сегодня ночью.

— Этой ночью? Но тебе нужно время приготовиться.

— Нет у меня времени. Пленный сказал, что они пытают моего друга. Боюсь, они могут убить его. Я должен его выручить как можно скорее.

— Мне это не нравится, — заявил Мосаад.

— Я и сам не в восторге.

Мосаад с восхищением посмотрел на Рэмбо.

— Я обещал помочь тебе и хочу выполнить обещанное. Сколько тебе нужно людей?

— Муса и еще пятеро, чтобы постеречь лошадей.

— Но как же можно атаковать крепость такими слабыми силами?

— Я не буду атаковать. По крайней мере так, как привыкли вы. У нас это называлось набегом. «Проныра Питер».

— Проныра Питер? Это что за…

— Засунуть и тут же слинять.

Перевод Мусы вызвал веселое оживление вождей.

— Тогда я буду молить Аллаха и за твою задницу, — сказал Халид.

Однако следующая фраза Рэмбо заставила их посерьезнеть.

— Я возьму с собой пленника.

— Неужели ты ему веришь? — спросил Мосаад.

— Нет. Но мне приходиться рисковать. Он говорит, что вокруг крепости — минные поля. Нужно, чтобы он меня через них провел.

— Но что если он закричит и даст знать часовым? Он может предать тебя.

— Обещаю, если он позовет часовых, то умрет первым.

— Но вторым можешь оказаться ты сам, — заметил Мосаад.

— В таком случае вам потом не придется объяснять, каким дураком я оказался.

Мосаад сжал плечо Рэмбо.

— Мне бы не хотелось, чтобы такой прекрасный игрок в бузкаши не дожил до следующей победы.