Дэвид Моррелл - Рэмбо 3

За то, что выковал первое звено цепи обстоятельств, приведших к гибели Коу.

Он смотрел на толпу залитыми кровью глазами. Готовый вот-вот взбунтоваться, вдруг остановил взгляд на человеке слишком заметном, чтобы потеряться в толпе.

Он был выше всех ростом. Одет в военную форму армии Соединенных Штатов. Европеец в толпе азиатов.

Продолговатое, похожее на мордочку хорька, но тем не менее красивое лицо мужчины выражало отвагу воина, непреклонность командира, любовь отца.

Нет!

Траутмэн, Самуэл, полковник, вооруженные силы Соединенных Штатов, особые войска, наблюдал с омерзительной смесью жалости и отвращения за тем, как парень, которого он считал своим сыном, позволяет себя зверски избивать, От синяков и ран Рэмбо болело тело Траутмэна. Он до такой степени отождествлял себя с ним, что даже мог ощущать вкус соленой теплой крови на губах Рэмбо. Его охватило отчаяние, захотелось повернуться и уйти. Видеть, как прекраснейший из его учеников и великолепнейший из солдат, с которым ему выпала честь иметь дело, отказывается защищаться, было для Траутмэна, можно сказать, непереносимо. Воин, удостоившийся высшей награды своей страны за проявленное мужество — учрежденной конгрессом медали доблести, да как он может не хотеть быть тем, кто есть, не подчиняться своему инстинкту и выучке, отказываться продемонстрировать свое редкое мастерство?

Однако Траутмэн знал: он ни за что не уйдет. Нельзя поддаваться слабости. Нет у него права унести с собой один-единственный шанс этого героя вновь обрести уважение к себе.

Я обязан остаться здесь, думал Траутмэн. Я должен привести его в чувство моим взглядом. Когда Рэмбо заметил меня, ему, похоже, стало стыдно. Он не хочет, чтобы я видел, что он с собой вытворяет.

Если я буду продолжать смотреть на него… Если буду выражать взглядом мое отвращение…

Рэмбо резко отвернулся, чтобы не видеть испепеляющего взгляда полковника. Но тут же мощный удар в плечо встряхнул его так, что он снова очутился к нему лицом.

В суженных глазах Траутмэна был лютый протест. Их взгляд жег душу Рэмбо, как луч лазера. Нет!

От зверского удара в живот Рэмбо согнулся, чувствуя, что стало двоиться в глазах. Он уставился в грязный бетонный пол, забрызганный собственной кровью.

И одновременно ощутил на себе полный отвращения испепеляющий взгляд Траутмэна.

В следующую секунду Рэмбо содрогнулся от удара палкой в область правой почки. Боль была нестерпима. Он едва устоял на ногах.

Толпа взревела. Но ее рев перекрыл один голос, хриплый, клокочущий от негодования:

— Черт возьми, Джон, встряхнись же!

Когда рассвирепевший тай нанес ему сильный удар палкой по ребрам, Рэмбо рассвирепел.

Год назад, после смерти Коу, он дал волю такой лютой злобе, что, как ему казалось, исчерпал весь ее запас. Месть опустошила его душу.

По крайней мере он до сих пор так считал. Теперь понял, что она всегда жила в нем. Медитации и праведные труды лишь смягчили, обуздали ее, загнали внутрь.

Но это в прошлом. Сейчас внутри что-то лопнуло. И злоба вырвалась наружу.

Он отбил палкой удар, направленный ему в зубы, увернулся от выпада ногой в пах и сам успел нанести ногой удар противнику в бедро. Лицо тая скривилось от боли. Он наклонился, щадя вторую ногу, и сделал попытку рубануть Рэмбо палкой по глазам, чтобы выиграть драгоценные секунды и позволить ноге обрести подвижность.

Рэмбо увернулся, сделал выпад, целясь в другую ногу противника. Тай, обороняясь, ударил его палкой по запястью. Рэмбо выронил свою. Он подавил в себе желание схватиться за парализованную болью руку. Стремительно отпрянул назад, уклоняясь от очередного удара.

Он был весь изранен, и это замедляло его реакцию. Кровь заливала ему глаза, и он не мог держать необходимую дистанцию. Он рубанул здоровой рукой, и зажатая в ней палка задела плечо противника. Тай поморщился, но, почувствовав, что поврежденная нога снова стала двигаться, свирепо ринулся в атаку.

Он попытался ударить Рэмбо ногой, и тот, уходя в сторону, врезался в визжащую толпу. Потерял равновесие, упал навзничь и покатился по полу, уворачиваясь от ударов в лицо. Вскочив на ноги, Рэмбо сделал прыжок в сторону и снова бы врезался в толпу, если бы на этот раз она не расступилась, зашедшись в едином вопле. Рэмбо ударился о стенку. Ржавый металл громыхнул, словно раскат грома.

Тай наседал, целясь в него своими проклятыми палками.

— Ради Христа, Джон! — выкрикнул полковник.

Рэмбо с гордым рыком оттолкнулся от стены. Он крутился, как вихрь, нанося удары руками и ногами, умело отражал тщетные выпады отчаянно сопротивлявшегося противника.

От удара в поврежденную ногу тай согнулся. Удар в солнечное сплетение заставил его согнуться еще ниже. Он резко поднялся, пытаясь увернуться от палки Рэмбо, и сломал ключицу.

Рэмбо подсек ногой ногу противника и изо всей силы рубанул падавшего тая по шее. Тот громко стукнулся лбом о бетонный пол.

И потерял сознание. Он лежал в луже собственной крови и стонал.

Толпа взорвалась яростным ревом.

Рэмбо не обращал внимания на происходившее вокруг него. Он сосредоточился на одном-единственном человеке в сарае, имевшем для него значение: на Траутмэне, который теперь еще сильней прищурился, но уже от удовлетворения. Он кивками выражал свое уважение и одобрение.

Губы полковника беззвучно шептали: «Отлично сработано, Джон».

Рэмбо опустил взгляд. Поверженный, истекающий кровью противник все еще корчился на полу от боли.

У меня не было причины делать тебе больно, думал Рэмбо. — Я хотел, чтобы ты сделал больно мне.

Рэмбо присел на корточки и тронул противника за потное, сведенное судорогой плечо. Я виноват перед тобой.

Но боль в собственном запястье, саднящие лоб и грудь напомнили Рэмбо о том, что этот человек сделал все возможное, чтобы причинить ему как можно больше боли.

Ты сделал все, что мог. И я умываю руки.

Рэмбо выпрямился, все еще безучастный к происходящему. Неизвестный сунул ему что-то в руку, но это не имело к нему никакого отношения. Имел отношение только этот одобрительный взгляд Траутмэна.

Рэмбо отпихнул от себя менял и устремился в толпу, схватил джинсы и спортивный свитер, которые оставил возле стены перед началом боя. Не одеваясь, направился к выходу, смутно сознавая, что освободившийся ринг заняла очередная пара бойцов, призванных развлечь толпу.

Он вышел из пропитанного парами марихуаны сарая и сделал глубокий вдох, освобождая легкие от ядовитого дыма и наполняя их зловонием протухшей рыбы, исходившим от канала.

Ему действовали на нервы яркий свет неоновых вывесок баров и борделей.