Роджер Желязны - Воины Крови и Мечты

Первым делом я встретился с карманником, который намеревался как бы случайно налететь на меня, вытащив что-нибудь из моих карманов в ходе столкновения; однако я выставил вперед локоть, услышал хруст пары ребер и увидел его круглые глаза.

— Извиняюсь, — пробормотал я, дотронувшись до шляпы, и был таков.

Не помню, упоминал ли я, что сложение у меня весьма крепкое, а рост высокий? Кажется, нет, поскольку до сих пор это было не существенно, а я как-то неохотно признаю, что не вполне соответствую своему идеалу физического совершенства, который тяготеет скорее к образцу Рудольфо Валентино. Не могу представить, чтобы Валентино приходилось натягивать манжеты на волосатые запястья или покупать воротнички XL. Увы, мы обречены жить с чертами, которыми нас наделили родители или — в моем случае — дедушка.

Затем меня осадила дюжина ребятишек, которые принялись совать грязные пальчики мне в карманы. Я был знаком с этим типом попрошаек, которые убеждены, что их жертвы не станут сразу бить по их ангельским мордашкам и дадут им время обчистить себя. Я, в свою очередь, также не был склонен к излишней жестокости, и мне удалось держать их на определенном расстоянии достаточно долго для того, чтобы заприметить их, так сказать, менеджера, жирного, маслянистого субъекта, который маячил в дверной нише, наблюдая за своими подопечными с выражением родительской алчности. Я перегнулся через головы ребятишек, схватил жирдяя и засунул его в окно соседнего дома. Поскольку оконный переплет не был рассчитан на проталкивание столь масштабных объектов, я, кажется, причинил ему некоторый дискомфорт. Во всяком случае, он начал громкими криками выражать свое недовольство, а стайка учеников оставила свои усилия ограбить меня и бросилась на помощь наставнику, что позволило мне продолжить путь.

На следующем углу меня поджидали трое мрачных подростков в желтых тюрбанах, которые, по-видимому, только что разгромили своих красноголовых конкурентов и теперь полностью переключили внимание на сбор подати с увеличившейся налоговой базы. Первый из них, не успев закончить оглашение требований, получил от меня тростью между глаз и свалился на мостовую; второго я ударил сапогом туда, куда он явно не ожидал; а третьего я просто уронил на первого, подцепив за ногу тростью.

На этом этапе вся троица начала громко звать на помощь, которая, к сожалению, не заставила себя ждать. При виде орды желтых тюрбанов, высыпающей из переулка с ножами и топориками наготове, я счел за благо без промедления дать деру в сторону стены, не оставив, так сказать, своей карточки. Усилием воли мне удалось оторваться на целых полквартала, что равносильно миле на узкой улице, запруженной прохожими, повозками и уличными разносчиками.

Желтые тюрбаны, должно быть, хорошо похозяйничали в этом районе, ибо, пробежав пару кварталов, я заметил, что приближаюсь к очередному углу, оккупированному еще одной бандой мрачных подростков, на этот раз в зеленых тюрбанах. Их, кажется, также не переполняли чувства братской любви и гостеприимства, поскольку при виде желтых тюрбанов они немедленно обнажили оружие и принялись голосить, вызывая подкрепление. Помощь подоспела быстро, и вскоре два войска уже сближались друг с другом на полной скорости; я же, застряв посередине, чувствовал себя наподобие Бастера Китона, зажатого в переулке, с обоих концов которого с грохотом надвигаются копы.

Должен признаться, что в некий короткий миг я подумал об использовании амулета. Но тут же благоразумие возобладало, и я прикинул, что в пылу сражения обе банды вполне могут забыть о моем существовании, если я не стану им о себе напоминать; поэтому я, подтянувшись, перемахнул через край парусинового тента и устроился в нем, словно в гамаке, как раз в тот момент, когда обе команды сошлись с мясистым звуком, отчасти напоминающим тот, что издают «Нью-Йорк Джайантс», встречаясь с «Орранг Индианс».

Зажав трость зубами, я раскачался на тенте и допрыгнул до зарешеченного окна, выходившего на улицу.

— Вор! — завизжал пронзительный голос из окна. — Убирайся, гнусное создание!

Я проигнорировал этот совет и стал взбираться по решетке, что, к сожалению, побудило престарелую леди по ту сторону окна начать тыкать в меня метлой. Я постарался отпихнуть от себя этот инструмент, но тщетно. Вытянув руку над головой, я нащупал край нависающей крыши.

— Чудовище! — вопила старая дама. — Горилла!

— Леди, я не виноват, что родился с такой внешностью, — пробормотал я, продолжая сжимать зубами трость. Я оторвался от решетки и повис, раскачиваясь, над улицей, уцепившись за край крыши одной рукой.

— Гориллоподобный демон! — выкрикнула она, делая выпад метлой.

Метла пребольно ткнула меня в ребра, и тут же мимо просвистел топорик, свидетельствуя о том, что не все головорезы внизу забыли о своих первоначальных намерениях. Бормоча слова, которые, вероятно, более опытные писатели предпочли бы назвать «нецензурными ругательствами», я подтянулся и перемахнул через край черепичной крыши. Оказавшись там, я слегка задержался, чтобы запустить несколько черепиц в столпившихся внизу хулиганов — это помогло мне немного разрядиться, — а затем словно лань перелетел через конек крыши. Переулки в Китайском городе очень узкие, и даже мои неустойчивые ковбойские сапоги не помешали мне перескакивать с крыши на крышу, подобно черному гиббону с далекой Суматры, пока наконец я не обрел твердую почву под ногами возле самых ворот. Здесь я облегченно засвистел «Боже, храни короля» и перешел под юрисдикцию доброго короля Георга Пятого, соверена империи, в которой, как меня уверяли, никогда не заходит солнце, и чью длань на том этапе я был готов вечно благословлять.

Добраться до Циньдао оказалось непросто. Всеобщая стачка докеров парализовала судоходство, и на железнодорожной линии были проблемы. Недалеко от Пекина, в районе, контролируемом могущественным военачальником генералом By П'эй-фу, происходили рабочие волнения. Рабочие волнения не относятся к разряду событий, характерных для генеральских вотчин, но генерал By считался защитником угнетенных, поскольку вытурил из района коррумпированных политиканов, состоявших на содержании у японской военщины, которые управляли областью до него. В результате этих решительных действий генерал By приобрел репутацию прогрессивного государственного мужа, склонного платить рабочим гораздо более солидную зарплату, чем другие генералы, возможно, даже близкую к прожиточному минимуму. Однако, не удивив никого, кроме рабочих агитаторов, By в этом отношении оказался довольно несговорчив и с большой самоотдачей приступил к деятельности, более свойственной генералам, а именно к репрессиям и расстрелам.