Олег Приходько - Прыжок рыси

Кравцов заглянул в его глаза. Они были широко раскрыты и смотрели в небо.

— Слышишь меня, москвич?.. Ты чего это?.. Ты не помирай, не надо!..

Евгений отнял от живота окровавленную ладонь и показал на звезды:

— Смотри, Иван… Рысь…

И закрыл глаза.

ГОЛОС ГРОШЕВСКОЙ… и она, и я выросли в детдоме. Отец мой Ярмаш Виктор Пантелеевич уехал на целину по комсомольской путевке, мать нас бросила, к другому ушла. Отец пил, пока не погиб под комбайном. Очень похожи были биографии. Да и внешне тоже… Обе нерусские: я — казашка по матери, она — татарка. Подружились в первый же день, когда пришли сдавать документы. У нее деньги были, шестнадцать тысяч на книжке. Она сняла квартиру в центре. Говорила, не уедет, даже если не поступит. Но сдавала хорошо. Характеры у нас были разные. Она тихоня, а я — оторва. Уже через три дня с мальчиками познакомилась, и ее познакомила. Глебов и Матюшин. Глебов оказался сыном генерала КГБ, жил в «дворянском гнезде» в пятикомнатной квартире… Он уже на второй курс перешел, работал в приемной комиссии. Ну, мы и загуляли!.. У меня сперва две пятерки были, потом — тройка, а на последний экзамен я вообще не пошла — проторчала у него на даче. Влюбилась по уши. Так счастлива была, что все побоку!.. А Матюшин — химик, из университетской лаборатории. Машина у него была старенькая, в наследство от отца осталась. Чем-то ему Нелька понравилась, не знаю… Да и он ей вроде… А может, квартира? Она ее на год сняла… Короче, дня за два до зачисления мальчики наши приехали к нам в гости на машине этого Матюшина. С коньяком, шампанским, конфетами. Вилен Глебов мне корзину цветов преподнес, а Матюшин Нельке — плюшевого мишку… Выпили, танцевать стали. За полночь стало тесно в квартире вчетвером. Мосты уже развели, а Матюшин в коммуналке жил, на Суворовском. То есть выбор как-то сам по себе определился — Виле до дома не добраться из-за мостов, а у Сергея машина… И они с Нелькой поехали. Лучше бы… В общем. Виля ушел от меня рано утром. А Нельки все нети нет. Ждала я ее до обеда, выйти никуда не могу — она ключи случайно с собой забрала. А в обед вдруг позвонил Глебов, предупредил, чтобы я никуда не выходила, что он сейчас приедет. Через полчаса примчал на такси и сказал… сказал, что Матюшин и Нелли разбились… «Всмятку», — так он сказал. На набережной врезались в парапет, перевернулись и упали в Неву. Груду металлолома водолазы достали… Я растерялась, совсем не знала, как быть, что делать… Убежать хотела… А Глебов стал вдруг канючить, что-то об отце говорил, какой-то там вопрос решался о его назначении атташе в Данию, что ли… Короче, чтобы он нигде не фигурировал, понимаешь?.. Наверно, это нормально. А зачем ему фигурировать? Да и не виноваты мы ни в чем. Юридически. Хотя, конечно, должны были воспрепятствовать, не отпускать их пьяными… Глебов ушел. Я уже знала от него, что Нелли зачислена на журфак, а я на филологический — нет. Но я на стационар и не хотела — у меня, в отличие от Нельки, сберкнижки не было… А тут вдруг как шлея под хвост попала. Так сложилось все — одно к одному… Я же за этот месяц Нель-кину историю досконально узнала — и кто ее отец, и кто отчим. Знала, что в детдоме у нее были одни враги — что одноклассники, что воспитатели… Тот еще детдом!.. Кто ею интересоваться станет?.. Может, я и не до конца все продумала, но ухватилась за эту свою идею… И сберкнижка свою роль сыграла. На эти деньги я вполне смогла бы учиться на дневном… Так мне тогда казалось. Я тут же пошла в парикмахерскую, покрасилась. Нелька крашеной блондинкой была. Стрижку под нее себе сделала. Косынку красную купила на шею. У нее большое родимое пятно было, некрасивое такое, она его прикрывала. Платье ее, туфли надела. Посмотрела на себя в зеркало — почти-почти!.. Нас близко надо было знать, чтобы отличить. А кто нас близко-то знал?.. Тысяча двести абитуриентов на журфаке, столпотворение. В общежитии мы не жили, ни с кем, кроме Матюшина и Глебова, не сошлись. Матюшина уже не было. А Глебов… Я когда перед ним появилась «Нелькой», у него глаза чуть из орбит не повыскакивали… Я ему о своем плане рассказала. И пообещала, что если он переклеит фотокарточки на экзаменационных листах, то нигде и никогда больше не будет «фигурировать» — ни в протоколах, ни в моей жизни. Он как раз документы на зачисление готовил… Согласился. Уж не знаю, как ему это удалось, с помощью папаши или просто где-то печать раздобыл. Но условия мои принял. Я теперь думаю, что, если бы и не обращалась к нему — все равно бы за Нельку сошла. Кто там на фотографии смотрел — казашка ли, татарка ли!.. Косынки и прически в сочетании с глазами на маленькой фотокарточке вполне было достаточно…

Одним словом, я заявила в милицию о пропаже моей подруги Ярмаш Марии Викторовны. Рассказала о том, что она уехала с Матюшиным на его машине… Паспорт ее якобы не нашла — наверно, забрала с собой, сдала свидетельство о рождении, где нет фотографии. А свой паспорт потом «потеряла», мне выдали новый. Все прошло гладко, никому ничего даже в голову не пришло… Так я стала Нелли Ветлугиной. А потом… потом я протрезвела, что ли… И стала бояться. Боялась, что проболтается Глебов, боялась, что все-таки объявится кто-нибудь из Нелькиных одноклассников, боялась снимать деньги со сберкнижки, хотя подпись ее научилась подделывать досконально… Этот страх жил во мне, постоянно усиливался. Я решила выйти замуж, сменить фамилию, уехать… Подвернулся курсант военно-морского училища, который получил назначение в Севастополь. Невзрачный такой, дубоватый. Мне было все равно. Я стала Грошевской и на второй курс уже пришла в Симферопольский государственный университет имени Фрунзе. Все было спокойно, никто меня не тревожил. Я окончательно свыклась со своей новой фамилией… И однажды осенью девяносто второго года мне сказали, что меня разыскивает какой-то человек. Я почувствовала неладное, но не убегать же?.. Успокоила себя тем, что ничего, в конце концов, мне не будет. Я же Нелли не убивала, в самом деле?.. Ну, воспользовалась по малолетству, чтобы в институт поступить, пусть меня за это осудят. Что от этого изменилось на Земле? Кому от этого стало хуже?.. И встретилась с этим человеком. Это был Хализев. Он говорил со мной очень вежливо. Спрашивал, помню ли я его. Я сказала, что нет, не помню. Поинтересовался, пишет ли отчим. Я сказала — нет, не пишет. Достаточно ли у меня денег, как мне живется замужем… ну и все такое прочее. Получалось, что я его должна знать. Но этого мне Нелли никогда не рассказывала — почему он перечислял ей деньги и вообще кем он ей приходится… Попалась явно. Он говорил, что по мне соскучилась Роза Максимовна, а я не знала, кто это такая. Рассказывал, что подруга «моей мамы»… какая-то артистка… получила звание народной… Что я должна поехать в Казань и в Набережные Челны… И все время улыбался. А потом повернулся ко мне и говорит: «Может, хватит валять дурака, Мария Викторовна?.. Для роли аферистки вы явно не созрели». Я не стала с ним спорить, молча ждала своей участи. До сих пор не знаю, откуда ему обо всем стало известно. За Нелькой он наблюдал или Глебов все-таки проболтался?.. А может, Вилен рассказал отцу, а старый гэбист был как-то связан с Хализевым… Тогда он ничего не сказал, просто молча ушел — и как в воду канул. Через полгода объявился снова. Попросил меня открыть на свое имя валютный счет и дал тысячу долларов. Половину этой суммы я могла взять себе. Мужу я ни о чем рассказывать не стала, мы с ним тогда уже подали на развод.