Олег Приходько - Прыжок рыси

— На самом деле это было не так?

— На самом деле это было, конечно же, не так, — в голосе Полянского прозвучала обида. — Короче, Зырянова отправили на пенсию. Новый главный редактор Шпагин, человек талантливый, тонко чувствующий читательские потребности, великолепный организатор, предъявил законные требования к сотрудникам: точность, оперативность, ответственность за публикуемые материалы. С Павлом у него не сложились отношения с самого начала.

— Почему?

— Не знаю, возможно, потому, что Павел, как я уже сказал, был обласкан Зыряновым. В общем, не пошла в номер очередная статья Козлова. Выпускающий указал ему на недостатки, Шпагин потребовал фактографических уточнений, консультации экспертов из нашего филиала Института экономики.

— О чем была эта статья?

— Да статья-то, собственно, рядовая, ничем не примечательная — о ходе приватизации, кажется, или что-то в этом роде. Но и в ней Паша умудрился сделать далеко идущие выводы, а когда статью не приняли — полез в бутылку. — Полянский маленькими глотками допил кофе и вдруг улыбнулся, словно вспомнил о своей ребячьей провинности, тепло и снисходительно: — Знаете, он ведь был добрым, все это напускное, свойственное демонстративной личности.

— Какой, какой?

Полянский наклонил голову, посмотрел на Евгения поверх очков:

— Де-мон-стра-тив-ной, — произнес по слогам и небрежно уточнил: — По классификации профессора Леонгарда. Такие люди склонны считать, что по отношению к ним проявлена несправедливость, испытывать жалость к себе, хотя бы для того, чтобы судить, насколько эта жалость обоснована, требуется объективная оценка со стороны.

Спрашивать, кто мог дать такую «объективную оценку», Евгений не стал — и без того было ясно.

— И что же было дальше?

— Дальше?.. Дальше, дальше… А! Дальше он поехал во Францию по линии Союза журналистов.

— Интересно. По логике акцентуированной личности, классифицированной Карлом Леонгардом как «демонстративная», Павел должен был использовать подобное предложение как повод для написания очередной статьи: «Журналиста хотят купить зарубежной поездкой», не так ли?

Полянский выразительно посмотрел на часы, пожал плечами.

— Вы психолог? — поинтересовался он, обозначив на лице подобие улыбки.

— Отчасти. Я перебил вас?

— Ничего страшного. Я думаю, от той поездки Павел не отказался потому, что она давала ему возможность опубликовать эту статью во Франции. К тому времени «Фальсификаторов» перепечатало «Русское слово» в Париже. А присутствие на европейском конгрессе независимых журналистов позволяло ему выйти на органы массовой информации других стран. Не знаю, насколько это предположение соответствует действительности. Я ответил на ваш вопрос, с каких пор в нем стали происходить перемены?

— А в чем они, эти перемены, выражались, Виктор Денисович? — спросил Евгений. — Вы смотрите на часы, я вас задерживаю?

— Нет, отчего же… Еще кофе?

— С удовольствием. — Евгений поспешно поднялся и пошел к буфетной стойке, упредив вялый порыв Полянского.

Резные столы из темного, благородной породы дерева в основном пустовали: не то переход губернии на капиталистический путь развития вносил коррективы в лимит рабочего времени, не то «нефтяники» почитали посещение буфета за роскошь. Цены здесь вдвое превосходили московские, тем не менее Евгений купил пару бутербродов, бутылку пепси и кофе, предполагая растянуть «ланч» на максимальное время: в велеречивом повествовании Полянского явно чего-то недоставало.

При виде бутербродов тот заметно оживился, отпустил несколько замечаний по поводу мокрого снега и влияния химической промышленности на климатические изменения во Вселенной.

— Нельзя ли от перемены климата к переменам в характере Козлова? — вежливо попросил его Евгений.

— Да, да… Вы спросили, в чем они выражались?

— И каковы были причины, по вашему мнению?

— О причинах я уже говорил: Шпагин подставил ему ножку. Другой бы, может, не обратил на это внимания — подумаешь! Но не Паша. Он был слишком честолюбив и раним.

— Виктор Денисович, а Нелли Грошевская не имела отношения к этим переменам?

Полянский усмехнулся, выдержал паузу, которой ему хватило на то, чтобы доесть бутерброд.

— Я с той же степенью вероятности могу предположить, что причина его дурного настроения таилась в контракте, который его вынудили подписать французские спецслужбы во время пребывания в Париже, — произнес он с плохо скрытой иронией. — Паша не посвящал меня в свои амурные дела.

— Но вы ее знаете?

— Знаю. Думаю, получись у них семья, они бы удачно дополняли друг друга. Он старше, мудрее, непримиримее. Она полна энергии, но более осторожна в силу недостатка опыта. Впрочем, я не психоаналитик.

— И не нужно, — обрадовался Евгений выводу, к которому пришел Полянский. — Расскажите мне только то, что видели.

— В смысле?.. Я что же, по-вашему, в замочную…

— Да нет же, Виктор Денисович! Я знаю, что в ночь, когда было совершено убийство, Нелли навещала Козлова. Случалось, ночевала у него и прежде.

— Люди взрослые. Иногда он оставался у нее. Было время… осенью… в редакции начинали подумывать о свадебном подарке. Потом у них что-то разладилось.

— Когда?

— Заметно это стало после возвращения Павла из Франции. Она перестала появляться, а Павел почти не выходил из комнаты, много работал. Несколько раз я видел его пьяным.

— Пьяным?

— Ну, не «в стельку», разумеется, а так… в изрядном подпиши. Чего раньше с ним не случалось. И уж тем более он никогда не пил в одиночестве, а утром третьего марта в его комнате оставалось восемь бутылок из-под красного французского вина «Рошель». Не знаю, чем оно ему так понравилось. Я пробовал, оно продается в супермаркетах. Так, ничего особенного.

— А что он писал?

— Что-нибудь о Франции, наверно. Рукописи изъяли.

— Он и раньше просил вас его будить или только в этот раз?

— Нет, отчего же, случалось и раньше.

— Вы стучали ему в стену?

— В дверь. Маринка с Вовкой в это время еще спят. Я выходил и стучал ему в дверь. Причем весьма настойчиво, по его же просьбе — пока не отворит. Потому что, бывало, он ответит: «Слышу, спасибо, Витя, встаю!», а сам переворачивался на другой бок и продолжал спать.

— Ясно. И что же Нелли?

— Нелли?.. А, ну да… Короче, недели за две до смерти, сразу после его возвращения из отпуска, у них произошла основательная размолвка.

— Вы сказали, из отпуска?

— Из краткосрочного — брал пять дней за свой счет.

— Куда он ездил?

— К матери в Сутеево. Так, по крайней мере, он сказал, — Полянский внимательно посмотрел в глаза Евгению и отчего-то померкшим, подозрительно-извиняющимся тоном произнес: — Я ведь уже говорил обо всем этом в прокуратуре?