Олег Приходько - Прыжок рыси

Почему было не сделать олимпийского чемпиона и чемпиона Европы Атуева председателем областного спорткомитета? Да и ходатайство о звании «заслуженного» было закономерным возданием дани тренеру, подготовившему целую когорту хороших борцов, которые приносили Приморску известность на международных соревнованиях. А что касается выдвижения в областную думу — организацию его Атуев взял на себя сам; проводил он кампанию мытьем или катаньем — дело его электората.

Заслуженная артистка Аллочка Федина стала народной артисткой Алией Сулейменовной. Звание было присвоено Министерством культуры, и в этом не было ничего предосудительного. Известие о ее назначении на должность директора театра город воспринял спокойно.

Работать с мэром, некогда назначенным Берлинским, Гридин не собирался, и тот сам это понял — расстались без скандала. Действительно неглупый и опытный Астраханов вполне соответствовал хлопотной и ответственной должности, тем более что на нее Анатолия Сергеевича прочили те, кто собирался вкладывать в город деньги.

Инженер-химик Новацкий был избран коллективом акционеров АОЗТ «Сульфат» председателем и, засучив рукава, принялся готовить химзавод к приватизации: перетряхивал штат, выпускал акции, налаживал зарубежные связи.

Шатров стал главврачом санаторно-курортного управления облздрава. Из двадцати тысяч приморских эскулапов на эту должность претендовало двадцать тысяч. Девятнадцать тысяч девятьсот девяносто девять годились для нее больше Шатрова, но реальной возможностью наладить здравницы и навести порядок на побережье никто, кроме ставленника «команды» Шатрова, не обладал.

С прокурором Остапчуком возникли сложности. Старик упорно противился всем новшествам, требовал привлечь к ответственности тех, кого привлекать совсем не следовало в интересах дела, собирал компромат на нужных Гридину людей, ссылаясь на закон и Генерального прокурора как на панацею и защиту от посягательств на его святую должность. Гридин в разговорах со стариком то юлил, то отмалчивался, не собираясь посвящать его в свою политику, ибо знал, что политики единения с нуворишами Остапчук не примет; встреч с ним по мере возможности избегал, чувствуя себя Иудой. Как удалось решить проблему замены Остапчука на Федина Гридин догадывался, но сам в решении этого вопроса удерживал нейтралитет. Хализев лично встретился с тогдашним Генеральным прокурором, после чего Остапчука вызвали в Москву, и обратно он уже не вернулся, уразумев, что бороться с нарушением законности в масштабах державы и эффективнее, и безопаснее.

Первая их с Хализевым ссора произошла после смещения начальника милиции Литвинова. Под мостом по дороге в аэропорт сотрудники РУОП, которое возглавлял полковник Дворцов, обнаружили взрывное устройство со 150 кг тротила и детонатором с дистанционным управлением. Мост охранялся милицией, удар по Литвинову был нанесен сокрушительный. На погонах Дворцова засветились большие звезды, замена начальника УВД состоялась еще до того, как увидела свет статья Козлова. На том основании, что ни тридцатого июля, ни позже в Приморск никто из высокопоставленных визитеров не приезжал и сам губернатор ехать никуда не собирался, журналист задавался вопросом «для чего понадобилось осматривать опоры моста?» и доказывал, что покушение сфальсифицировано, все это — игры, в результате которых одна мафиозная группировка заменяется другой, а усиленный «поиск террористов» влечет репрессии и развязывает руки новому начальнику милиции — ставленнику губернатора. Статью тут же перепечатала «Русская мысль» в Париже, замять инцидент стоило немалых усилий. Хализев и Дворцов наперебой уверяли Гридина, что никакой фальсификации нет, и предлагали растереть Козлова в порошок, тем более, что журналист распоясался и крамольные статьи посыпались, как из рога изобилия. Вступать в поединок с прессой Гридин не рискнул: несмотря на его благие намерения, во всех этих статьях содержалась известная доля правды. На одной из пресс-конференций, уклоняясь от вопроса об отсутствии реакции на статью, Гридин заявил: «Журналист обязан критиковать власть. Это не прихоть. Это его прямая обязанность». Через неделю эти его слова были ернически вынесены в эпиграф очередной статьи. Это было вызовом — и Козлова, и редактора Зырянова, но Гридин его не принял. Теперь, когда их не стало, он искренне жалел об этом. Убийство представлялось ему уже не мерой пресечения выпадов журналиста, а ударом по самому губернатору накануне выборов.

Как ни парадоксально, но, по мере усиления охраны, Гридин приходил ко все большей уверенности, что угроза его жизни вымышлена — в поиске киллера угадывался знакомый почерк.

Ни Козлов, ни кто-либо другой не смогли бы упрекнуть губернатора в мздоимстве. С самого начала он недвусмысленно дал понять своему окружению на всех уровнях, что не берет ни иномарками, ни борзыми щенками, валютных счетов не имеет и заводить не собирается. И даже выкупленную некогда дачу в Сутееве он переоформил — теперь она состояла на балансе обладминистрации. Кого-то это раздражало, кого-то приводило в недоумение, но было его защитой — надежной и, быть может, единственной.

«Temperantia est custos vitae», — говорили древние. «Умеренность — страж жизни». В его ситуации это следовало понимать буквально.

Поднялись в отдельный кабинет на втором этаже, обитый велюром и бесшумный, если не считать морского плеска за окном.

— Садись, Костя. Когда мы с тобой трапезничали вдвоем, уж и не помню.

Гридин сел за круглый, покрытый белоснежной накрахмаленной скатертью стол. Судя по сервировке, никого больше не ожидалось. Официант снял крышку с серебряной кастрюли, и по кабинету распространился аромат борща.

— А на второе — пельмени, — засмеялся Хализев.

— Дине позвонил? — догадался Гридин.

— А как же! «Губернатор любит простую пищу». Очень демократично, вполне в духе времени.

— Я предпочитал борщ во все времена. Пить не будем, у меня дела.

— По сто грамм?

— Нет, — Гридин повернулся к официанту: — Спасибо, мы управимся сами.

Хализев кивком головы указал официанту на дверь, и тот исчез. Ели, нахваливая борщ и планируя на выходные уху; Хализев выпивал, каждый раз обращаясь к Богу с просьбой, чтобы это была не последняя его рюмка. В конце концов атмосфера недосказанности стала в тягость обоим,

— Ты хотел накормить меня обедом? — нарушил молчание Гридин. — Или о чем-то поговорить?

— И то, и другое.

— И о чем же пойдет речь? О Бурлакове?

Хализев отломил кусочек черного хлеба, обмакнул в соль. Рыбное ассорти, икра, анчоусы, салат из крабов оставались нетронутыми — напряженная атмосфера в преддверии объяснения не располагала к деликатесам.