Максим Окулов - БОМЖ

— Набухался вчера что-ли? — Смирнов провел широченной ладонью по бритому черепу и, закурив, уселся на подоконник.

— Да иди ты! — я тоже закурил. — Сегодня на Бережках одну бомжиху встретил. Лежит на грязных тряпках прямо на асфальте, морда вся порезанная. Шрамы, правда, старые. И голос…

— Ну, Толян, ты дал! Ты с ней базарил что-ли? — Круглая физиономия давнего друга затряслась от смеха, а маленькие круглые глазки превратились в щелки.

— Ну, а чё? Еду, вижу тело лежит, думаю, вдруг помощь нужна. Чё ржешь-то?

— Да ладно тебе, я так. Просто представил тебя в твоем костюмчике рядом с бомжихой. Главное, Людке не рассказывай, приревнует.

— Блин! Не напоминай мне об этой стерве!

— Опять полаялись?

— Сука, испортила утром настроение! Если бы не Пашка, выгнал бы уже давно пинком под зад.

— Бабы, они хитрые. Знают, чем нас — мужиков — к себе привязать. А про бомжиху свою не думай. Мало ли голосов похожих. Ладной, бывай! — Смирнов щелчком выбросил окуроку в приоткрытое окно и вышел из кабинета.

— Мало ли похожих голосов… — Я в задумчивости говорил сам с собой. — Наверное, так. Ладно! Не было у меня таких знакомых, уж морду я бы запомнил.

Домой в тот день я вернулся поздно, Людка уже легла спать. Я зашел в детскую. Пашка мерно посапывал, засунув большой палец правой руки в рот. Что мы только не делали, чтобы отучить его от этой привычки, все бесполезно. Я аккуратно разогнул пухлую ручонку, спрятав ее под одеялом, и поцеловал румяную щечку. Пашка зачмокал ртом, покрутил головой, выпростал руку из под одеяла и опять засунул палец в рот.

— Вот хулиган! — Я на цыпочках вышел из комнаты, сопровождаемый громким причмокиванием.

Идти в спальню к жене не хотелось. Я отправился на первый этаж. Мы жили в большом загородном доме недалеко от Москвы. В городе была квартира, но мы там появлялись редко. Ради чистого воздуха и простора большого дома я смирился с ежедневными пробками, в которых приходилось проводить часа по три, а то и четыре в день.

Я запер дверь изнутри, разделся и, приняв душ, забрался под одеяло. В памяти опять всплыло обезображенное лицо бомжихи. «Надо бы ей завтра покушать отвезти», — с этой мыслью я и заснул.

— Семенов, на тебя яичницу жарить? — Утром Людка вела себя так, будто вчерашнего скандала не было вовсе. Странно. Обычно она дулась не один день. Наверное, опять что-то от меня понадобилось.

— Нет, там полно холестерина. Я лучше кашку.

— Ну, вари себе сам.

— Мне не привыкать.

— Слушай, Семенов, хватит, а? Я тебе предложила завтрак, ты мордой крутишь, ну и готовь сам. — Как же я ненавидел это обращение к себе по фамилии! Сжав зубы, я промолчал.

— Ну ладно, не дуйся, — Людку и вправду было не узнать, — могу тебе чаю налить.

— Если тебе нечего делать, свари пару порций гречки.

— Гречки?! — У жены округлились глаза. — Ты ее сроду утром не ел, да еще две порции.

— Я вчера на набережной бомжиху увидел. Такая страшная, с порезанным лицом, лежит прямо на асфальте, пленкой от дождя прикрывается. Жалко стало. Хочу покушать привезти.

— Семенов, ну ты даешь! Это у тебя новая страсть? А что! Я слышала, есть такое извращение — секс с бомжами, — Людка ехидно захихикала. — Ты только про контрацептивы не забывай. То-то я смотрю, в спальню не приходит, ночует в гостевой.

Есть мне расхотелось. Я засыпал в кастрюлю гречки, залил ее кипятком, посолил, бросил приличный кусок сливочного масла и поставил на огонь.

— Чего молчишь? Расскажи, как ощущения? — Жена видимо опять решила вывести меня из себя.

— Дура! — Я налил чашку кофе и вышел на веранду. Щелкнула зажигалка: первая утренняя затяжка сигаретой самая сладкая и желанная. Я выпустил струйку дыма и углубился в невеселые мысли.

Людка. Какая она была раньше! Тоненькая, стройная, с летящей походкой и длинными развевающимися волосами цвета спелого каштана. И, конечно, ее глаза: большие, темно-карие, обрамленные длинными ресницами. Глаза с легкой поволокой. Они привораживали с первого взгляда, в них была глубокая вселенская тайна. Эти глаза могли быть страстными, могли взглядом обволакивать и умиротворять. Да, тогда — семь лет назад — Людмила была настоящей красавицей. Пухлые губки — свои, а не надутые силиконом! Прямой нос с еле заметной горбинкой, длинная шея, округлая грудь, помещавшаяся целиком в мою ладонь… Эх!

Сигарета улетела в траву, выпустив при падении сноп искр. И куда все девалось? Нет, жена не растолстела, хотя после рождения Пашки ей и пришлось усиленно заниматься в спортзале. Она как-то обабилась. Походка стала грузной, движения резкими, но дело даже не в этом. Лицо! Глаза уже не искрились загадкой, но излучали холодность и презрение, особенно, когда смотрели на меня. И губы. Они словно немного развернулись так, что один краешек был ниже другого. На лице жены навсегда застыло пренебрежительно-унылое выражение.

Возвращаясь в кухню, я надеялся, что Людка уже ушла, но она дожидалась меня.

— Толян, ну чего ты? Я не хотела тебя обидеть. — От удивления я потерял дар речи. Жена сроду так со мной не разговаривала.

— Солнце, тебе от меня что-то нужно?

— Ну в общем… Понимаешь, меня задолбало водить машину. За этот год три аварии, и вообще — лишний напряг.

— Так за рулем надо на дорогу смотреть, а не губы красить.

— Да ладно! Сейчас за рулем столько придурков! Ну, Толик, ну миленький, что тебе стоит? У тебя вон по статусу должен быть водитель, а водишь сам. Так отдай его мне!

Гречка уже сварилась, и я переложил ее в пластиковый контейнер, положив сверху три больших ломтя ветчины.

— Людка, иди нафиг. У тебя и так няня, домработница, теперь еще и водитель понадобился. Совсем обнаглела!

— Чего обнаглела-то?! Вон девки в фитнес, знаешь, на каких тачках приезжают? Не то, что моя развалюха! И водители почти у каждой. Я, что, хуже?

— Во, нормально, — я завелся с пол оборота, — у тебя развалюха?! Трехлетний «бумер» пятой серии — развалюха?! Совсем обалдела, дура!

— Да сам ты, козел!

Все! Этого я стерпеть не мог. Пару лет назад жена позволила себе меня так назвать. Тогда я сдержался, но объяснил, что этот термин слишком оскорбителен для нормального мужчины, и что я прощаю ее за это в первый и последний раз. Удар получился не сильным, но кулак есть кулак. Нижняя губа дражайшей супруги треснула, и кровь тонкой струйкой потекла по подбородку. Людка закрыла лицо руками и выбежала из кухни. Я быстренько собрал еду для бомжихи и пошел в гостевую комнату. Трясущиеся руки не сразу смогли завязать галстук: узел получался то кривой, то слишком маленький, то перетянутый. Я вгляделся в отражение в зеркале. Еще не старый мужчина, стройный — брюшко только начало оформляться над брючным ремнем, коротко подстриженные каштановые волосы тронула седина, большие карие глаза, широкие плечи, нос горбинкой. Хороший костюм, и в кармане достаточно денег. Почему так? Почему я до сих пор не смог найти нормальной бабы? Нормальной, понимаете? Такой, которая бы любила меня хоть чуть-чуть…