Петр Катериничев - Банкир

— Серый, ты на жмура «стрелку» не переводи! С него уже спросу нет. Об камни не об камни… Больше предупреждать не буду: еще чего сморозишь, хрясну по мусалам, и вся недолга! Вывеска вон как у него в аккурат и станет! Ущучил, кентуля?

— Так чего я? Я — ничего…

— Ну то-то ж. И не кент ты мне. Винище с тобой я жру, а вот в подписку за тебя — это шалишь… Хлипкий ты, и при гнилом раскладе такой и сам в непонятку попадет, и других затянет.

— Да ладно, Колян, я ж сказал.

— Сказал-показал… Берем жмура — и ходу! Я уже ступней не чую! Курорт, блин!

— Это штормяга воду со дна поднял…

— Да хоть из преисподней! Берись, говорю!

Мужики с двух сторон подняли неподвижное тело.

— Да в нем че, тонна, что ли?

— Погодь… Этак мы его не своротим. Вишь, за корягу он ухватился мертво, а она в самый раз в расщелине, между камнями. Давай, я приподниму, а ты пальцы ему отжимай.

— Да пошел он! Что я, нанялся?

— А фиг ли орать уж? Все одно — до жопы мокрые! Дергай, я отчеплять буду, раз ты такой чистоплюй!

— Колян…

— Да я всю жизнь Колян, а толку?

— Это ты не сбрехал!

— Вытягивай!

Один приподнял тело, другой взялся отжимать пальцы…

— Колян! А говорил я-не зря полезли! Кольцо у него на пальце. С камушком… Готово, — отбросил корягу в сторону, — потащили, под две руки…

Приятели вытянули тело на берег, положили на гальку.

— Ну и чего с ним делать теперь?

— А хрен его знает… Сигарету дай, мои, блин, промокли в куртке.

— Держи.

Мужики закурили, затихли.

— Вот она, жизнь… Сегодня ты — бародствуешь, а завтра — похоронствуешь.

— Серый… Я вот все не пойму, когда ты подкалываешь, когда — серьезно говоришь…

— А чего уж тут подкалывать… Так оно и есть. От косой не убережесся…

— Знаешь… — Колян затянулся крепко, на треть сигареты, выдохнул, не разжимая рта. — С месяц назад захожу я к корефану одному… Вернее, двое их было, Сашка с Вовкой» двойняшки… Росли вместе, на Северном, на поселке, что за вышками…

— Да знаю я…

— Ну вот… Пацанами, значит, играли… В древних людей — еще в овраг забирались, под старым мостом, пещера у нас там была своя… А постарше стали — все удаль выказывали: теплицу школьную бульниками раздолбили, траву по весне на откосе у «железки» запалили — чуть цистерну с соляркой не пожгли… Ну а потом… Потом моим квартиру на Стрелке дали… Виделись когда — от случая к случаю, через год на третий… А тут — забрел я на тот Северный по жуткой пьяни, к какой-то тетке присоседился, утром проснулся — общага бабская, мат-перемат, похмелили кое-как и спровадили… Шапку я еще потерял или снял кто с пьяного — иду, башка мерзнет, сам знаешь, в мороз-то…

— А то…

— Ну и вспомнил… Зайду к Кузьминым, шапку займу, что ли, а то башку выстудит напрочь — дело совсем хреновое… Захожу, Сашка отворяет… А они, братья, значит, Сашка с Вовкой, справно всегда жили, торговали там по чуть-чуть, ясное дело, не большие баре, но и не нам чета… И мамашка у их всю жизнь — по торговле… Захожу, значит, бурчу что-то под нос… Смотрю — на Сашке лица нет… Спрашиваю — чего грустный такой, а он меня как поленом по башке: «Вовка умер. Три дня, как схоронили».

Сел я, слова сказать не могу… И такая тоска!.. Вовке тому — тридцать три всего, как раз исполнилось, а на другой день и помер. Ходил чего-то, маялся, потом лег на диван… Все думали — уснул. А он умер. Сердце остановилось. Такие дела.

Сижу курю, и тоска, аж глохну… И знаешь отчего? Вокруг — все то же: сервант, приемник, телевизор, в шкафу — тетка из журнала наклеена, артистка какая-то… Ковер — на нем мы играли втроем в солдатиков… Все, ты понимаешь, все осталось, а Вовки нет! А тогда — чего все стоит? А, Серый?..

— М-да… А ты не думай. Живешь — живи, и вся философия. Как там поют?

«Эх, пить будем, гулять будем, а смерть придет — помирать будем!» Вот так-то. А раньше смерти — и поминать ее нечего.

— А я не об смерти. Об жизни я толкую: коптим, коптим, а потом — раз, и нет ничего. Как и не было. — Колян кивнул на тело:

— Что этот паря, что кусок бревна. А ведь свитер на нем справный, свитер — целехонек, а человека нет.

Как-то все несправедливо это…

— А ты, Колян, в церкву сходи, к попу. Он тебе и заявит, что будешь жить вечно, коли пить-курить бросишь да баб «топтать» перестанешь… Нужна тебе такая жизнь?

— Да ладно. Серый, не трогай ты попов. Сдается мне, знают они что-то такое, чего мы не знаем… А может, знали когда, да позабыли. Вот и мечемся по той жизни, что пащенки слепые: туда носом — тырь, сюда — тырь… Повезет — в молоко уткнешься, не повезет — дак в дерьмо…

— Оно и всегда так было: чет-нечет, как свезет.

— Не… Деды наши, те тоже ведали. Как-то, еще пацаном, ездил я с дядькой на приработки, под Архангельск. Вроде тот же Север, да не тот: у нас со всей матушки-России, кого за что в свое время понагребли, а те — те коренные. Церкву мы подрядились ремонтировать, дядька мой, значит, по плотницкому, а я — подсобником. А мне тогда — что церква, что шалман — все едино…

Дядька из интересу замок старинный начал разбирать — не работал тот, а красивый, с насечкой, с чеканкой по полотну — залюбуешься… Снимает тихонечко «щечку» — а там механизм немудреный, и на щечке той, с внутренней стороны — тоже все отшлифовано да узором, не таким затейливым, попроще — а все ж разукрашено… Дядька меня и пытает:

«Ну че, понял?»

«А чего понимать — все одно никто не видел!»

«Люди — нет. А Он-то — все видит. И коль спроворил ты где и мастерство свое уступил, поленился, поспешил, пожадничал, абы кончить да деньгу сшибить — кого ты обманул? Выходит — себя, и мастерство унизил, дар унизил, а дар тебе — Божий, его обманул… Смекаешь?»

«Это че, для Бога, что ли, изукрасил? Да что у него, делов других нет?»

«Дурила ты, Колян. Ты замочек-то этот попомни, как прижмет. Пригодится, может…»

Вот и думаю я, Серый… Потому все у нас в тарары летит, что не по совести живем, и работаем не по ней… Вот и не складывается…

— Да? Ты че гонишь? Уголек ты как, хрустальной вагонеткой таскать предложишь? Или — чего?

— Да не о том я…

— Не надо было жадничать и водку хлебать на вровень. Вот тебя и завернуло.

Скажи лучше, что со жмуром делать? Раз вытащили.

— Ментам сообщим. Пусть бумаги пишут, — пожимает плечами напарник.

— Да? Да мы остатные полторы недели вместо рыбалки те бумаги и будем марать: да что, да когда, да почему?.. На трезвую голову. Нам надо?

— Оно никому не надо.

— Это одно. А другое — ты ладони его видел?

— Кого?

— Да мужика этого!

— Ладони как ладони. Крупные.

— Хренупные! Ни мозоли, ни заусенца. Перстень на пальце…

— Думаешь, братан?

— А ты сам посуди… Здешних раскладов мы не знаем, а у кого дом в станице самый богатый? У милицейского начальника. Да и вообще, особняки на западной оконечности усек — расстроились? Не, нам в это дело влезать — никак!