Петр Катериничев - Любовь и доблесть

– У тебя есть подобная программа по телефонам-автоматам США?

– Да. На этом же диске.

– Получишь еще три сотни, а диск оставляем, лады?

– Лучше пять.

– Можно и пять, но это столько не стоит.

– Кто знает, что чего стоит в этом мире?

– Говоришь много.

– Разве?

– Ну.

– Так цену набиваю. Люди вы, по всему видать, денежные, с размахом, на отдыхе. Ив карманчике у вас – сплошь зелень нашпигована.

– Хочешь совет, Рутен?

– Бесплатный? Хочу.

– Тот, кто считает чужие деньги, никогда не будет иметь своих.

– Я не считаю. Я – любуюсь.

– Да ну?

– А то. Баксы плотной пачкой, да еще эдак небрежно свернутые... Форсите?

– Есть немного.

– А афоризмус? Сами выдумали?

– Угу.

– Тогда добавьте: жизнь, дескать, научила. Для содержательности.

– Жизнь никогда никого ничему не учит. Сначала дает информацию к сведению, потом – к размышлению, потом – к действию...

– А потом?

– А потом – кончается.

– Вы оптимист...

– Жизнь научила.

Данилов улыбнулся, вложил три сотни в ладонь Рутена:

– Погуляешь немного?

– Как скажете. А остальные деньги?

– После окончания сеанса связи.

– Понял, не дурак.

Рутен вышел.

– Звоним папе? – оживилась Даша.

– Погоди. – Данилов склонился к монитору, забегал пальцами по клавишам. – Дай-ка гляну информацию по биржам... Если что-то действительно поменялось, мы это увидим по биржевым чартам.

– Что такое чарты?

– Графики колебания курсов ценных бумаг.

– Нам это нужно?

– Да. Пока я не понимаю, зачем тебя похитили!

Ничего существенного на бирже не происходило. Несмотря на колебания цен на нефть и газ, цены покупки и продажи акций местных энергетических и транспортных компаний существенно не менялись. Плавные восходяще-нисходящие тренды. Покой и благорастворение.

Олег тряхнул головой.

– Ты что воздух бодаешь, Данилов?

– Тупик. Рынок нефти и газа, и здешний, и транзитный, поделен и расписан.

И ни за какие коврижки никто ни с кем не лается. Было повышение мировых цен, потом – падение, но это рутина... Не показывает биржа даже отдаленно ничего такого, что могло бы вызвать... столь бурную реакцию какой-либо из сторон, как твое похищение.

Данилов провел пальцами по клавишам, на экране монитора появилась телекартинка.

– Решил развлечься дневным сериалом? Самое время.

– Вчера в нашем Датском королевстве был не самый спокойный денек. Кажется, на третьем национальном время городских новостей. Может быть, то, что мы просмотрели, заметили журналисты?

– Журналисты видят только то, что им помогают увидеть люди умные и заинтересованные!

– Вот на это я и рассчитываю.

Новости были пусты, велеречивы и чуть напыщенны, как всякие новости.

Данилов слушал вполуха. Ничего экстраординарного.

– И долго ты будешь разглядывать эту глупую смазливую мордашку? – спросила Даша, кивнув на ведущую.

Данилов пожал плечами, пролистал несколько каналов. Все чинно, благопристойно, благолепно. Все слишком чинно, благопристойно, благолепно. Судя по всему, разбитый «крузер» на ночной дороге отнесли к обычному дорожно-транспортному, покойников в районном городишке – к местечковой криминальной разборке. «На люди» ничего не вышло.

Данилов замер. С экрана на него смотрел он сам: в камуфляжной форме, молодой, худощавый. Взгляд прямой и жестокий.

– Органами правопорядка разыскивается Олег Данилов, бывший боевик спецподразделения советскойгосударственнойбезопасности,бывший легионер-наемник в одной из африканских стран. Был ранен и контужен. Возможны психические отклонения, чреватые общественно опасным насильственным поведением.

Может выдавать себя за журналиста, профессионального военного, работника спецслужб, криминального авторитета. В последнее время работал сотрудником одного из княжинских издательских холдингов. Возможно, вооружен.

Брови Даши Головиной поползли вверх.

– Держите меня все и еще восемь человек! А почему не сообщили, что ты всю жизнь выдавал себя то за плошку для овсяного киселя, то за мирно пашущий колхозный трактор?

Картинку убрали, дикторша замешкалась, поискав глазами что-то на суфлере, не нашла, взяла со стола бумажку, видимо только что положенную перед ней ассистентом режиссера, начала читать:

– По предположениям оперативных работников, Олег Данилов, находясь в состоянии неадекватного восприятия действительности, похитил человека. – Ведущая запнулась, а на экране появилась цветная фотография Даши Головиной, явно давняя: на ней девушке было вряд ли больше четырнадцати. – Просьба ко всем, кто знает о местонахождении Олега Данилова или девушки, фото которой вы видите на экране, сообщить в правоохранительные органы или по телефонам...

– Да ты меня еще и похитил?! – развеселилась Даша. – Маньяк просто какой-то! И – приставал! Прямо на лоне природы!

– Погоди, Даша. – Лицо Олега было встревожено и крайне напряжено. Он быстро записал два номера, мелькнувших на экране.

– Ты что такой стал? Да это же туфта полная!

– Хуже, Даша, много хуже.

– Чем?

– Все от слова до слова – спланированная провокация.

– Для кого?

– Для Папы Рамзеса.

– Для папы?!

– Да. Ты рассказывала, твой папа запанибрата и с министром внутренних дел, и с дефензивой...

– С чем?

– Со службой безопасности.

– Ну да.

– Так вот: никакая из этих служб сообщение не визировала! Везде фигурируют некие «правоохранительные органы». И уж поверь мне, через час ни одна собака не дознается, кто и как слил этот скверно сварганенный матерьялец на ТВ! – Данилов несколько раз ударил кулаком по столу и выругался – жестко, коротко, яростно.

– Ты – ругаешься?! – Дашины брови снова взлетели домиком в искреннем изумлении. – Да ты даже там, у реки, когда эти уроды... ты только улыбался. И когда я вела себя как дебильная олигофренка... Правда, стекло разбил. В машине.

– Погоди, Даша!

– Да я стараюсь тебя просто отвлечь, чтобы ты успокоился. Что страшного-то произошло?

– Нас списали.

– Как это – «списали»? Приговорили? – Даша выговорила это слово так, словно оно царапало ей горло. Потом спросила совсем по-детски:

– За что?

– Дело даже и не в этом! Они дали знать это твоему отцу! Что-то им нужно от него, что-то очень существенное, и, чтобы он не сомневался, объявили нагло и цинично: похитил дочь маньяк, а потому – всякое может статься! При этом не назвав даже твоего имени, а меня представив сбрендившим маргиналом!

– Кто такой маргинал?

– Если просто – это птица, отбившаяся от своей стаи и не нашедшая другой.

Всюду мечется с криком потерявшая стаю птица, Надвигается вечер – все летает она одна.

Здесь и там она ищет пристанища и не находит, Ночь сменяется ночью – все печальнее птичий крик, – грустно прочла на память Даша. – Это стихи Тао Юаньмина. Подумать только, он жил почти полтора тысячелетия назад. Всего четыре строки. А люди читают и начинают думать – и как они живут, и почему, и зачем... И какой во всем этом смысл.