Петр Катериничев - Любовь и доблесть

– Разве?

– Глупость – не меньший источник людских несчастий, чем злая воля.

Алчность – тем более.

– Алчность? – переспросил Данилов. – Твоим бы ротком да медку зачерпнуть...

– Не придуривайся. Ты ведь просмотрел это. – Корнилов кивнул на монитор компьютера.

– Пролистал.

– Я давно заметил: Александр наш Петрович азартен. Обратил внимание и на то, как он суммы некие со счетов потихоньку скачал и где-то стал крутить на стороне. Это и до новой «американской трагедии» было рискованно, но при его осторожности терпимо... Но после того, как два небоскреба свалились в небытие – следовало оставить спекуляции и залечь, как мышка в норку! А он что? В раж вошел! Ты смотрел: сколько он снял за последний год по своей схеме?

– Миллионов семьсот.

– Семьсот миллионов. Три четверти миллиарда. В масштабах той игры, в какую он влез, – это, может, и мелочь, но мелочь заметная. А игра – ч у ж а я. И его в нее никто не звал! И ты, и я догадываемся, какие это игры. Он вычислил их условия.. Он вычислил их схемы. Он вычислил их центры. И – не устоял перед соблазном.

Корнилов закурил, нервно затянулся несколько раз, не отрывая сигареты от губ. И заговорил на этот раз быстро:

– Так бывает, когда имеешь дело с деньгами. Сначала ты рассудочен и играешь по малой. Потом – увеличиваешь ставки. А потом – приходит самая скверная из иллюзий – что ты понял схему игры и есть соблазн сорвать не куш даже – Куш. А игра – будь то рулетка, покер, семерка – подыгрывает тебе, и ты срываешь банк. А получив его, какое-то время витаешь в полной расслабухе и ставки делаешь вяло, рассеянно, так, ради удовольствия... Ту кругленькую суммку, что урвал у Фортуны, ты проигрывать не намерен – так, поигрываешь по мелочи: десяток-другой в минус, десяток-другой в плюс или наоборот. Но игра – против тебя, всегда против! И наступает час Большого Соблазна – тебе кажется, что теперь, когда ты постиг п р а в и л а, ты можешь удвоить, утроить капитал без особого риска! И тут – сама игра показывает тебе длинный лукавый язык!

Человек спускает треть, в запале хочет отыграть, ставит ва-банк, еще ва-банк – и проигрывает все.

– Пока Головин только наживал...

– ...пустые цифирьки на экране монитора. Головина вычислили и взяли под колпак.

– Мне показалось, он только начал игру. И цель ее – не деньги.

– Ну да – величавые амбиции гения. «Давайте выпьем за меня, потому что я этого стою». Кто-то счел иначе. И решил прикончить и рискованную игру Рамзеса, и самого маэстро.

– Это и был твой Большой Соблазн, умник? Сколько тебе дали за Головина?

«Дипломат» баксов?

– Да. Атташе. Только – тысячными купюрами. С учетом расходов на операцию прикрытия.

– Дешево купился. Мог бы и миллиард запросить – во имя сохранения «тайны вкладов и организаций».

– Запросить можно – получить нельзя. А теперь, хвала Дионису, все кончено.

Я выполнил контракт.

– Слить миллиардера за десять лимонов... Тоже бизнес.

– Не юродствуй, Данилов. Ты же прекрасно понял, что это предложение нельзя было отклонить.

– Отклонить можно любое предложение.

– Только таким, как ты, герой. Вам нравятся иллюзии – будь то подвиг или бессмертие. А я практик.

– Спишут тебя, практик. Следом за теоретиком.

– Нет. Это нецелесообразно. Чтобы просчитать «узлы», из которых следуют финансовые команды или «правила игры», даже хорошему математику пришлось бы изрядно потрудиться. Ты вот смотрел все, о чем-то догадался и – что? Фантом.

Даже мне – мне! – чтобы вычислить ходы и схему, выйти на Организацию, нужно провести перед экраном изрядное время – не часов – дней, недель. Да еще и хороший компьютер загрузить на полную мощность, чтобы перебирал варианты десяточек с двузначными степенями... – Корнилов вздохнул. – Бог его знает как, но Головин это делает в уме! – Усмехнулся:

– Делал. Ну да он был гений. Так что – позади чисто, впереди – безмятежно. Чемоданчик-ноутбук передам посредникам и – адью. Или – оревуар. Да и здешнее наследство Папы Рамзеса скарб не нищенский.

Кому-то надо им владеть. Какой девиз у героев? «Никто, кроме нас»? Я его чуть изменю: никто, кроме меня.

– Быть тебе генералом, умник. Золота на погоны сам купишь?

Корнилов вскинулся:

– Головин получил то, что заслужил.

– Не играй словами, умник. Он тебе верил. Ты его предал.

– Он никогда никому не верил – слишком гениален!

Данилов скорчил гримаску.

– Нет, ты дослушай! – качнулся к нему Корнилов.

Олег напрягся, но сник. Далеко. Слишком далеко. Не достать.

– Он тебе рупь должен остался со студенческих времен? – ехидно осклабился Олег. – Или девку гулящую отбил?

Лицо Корнилова сделалось скорбным.

– Он мне жизнь сломал, – произнес он тихо и очень серьезно. – Что я теперь? Развалина с поломанной психикой. Головин был мне другом. Прошло двенадцать лет. Чем он стал? Папой Рамзесом. Чем стал я? Ты прав: переменной.

Мнимым числом. Частью чужой схемы. А я хотел просто жить, но жить достойно.

– Для этого нужно иметь достоинство. Да и – все это лирика, умник. Взялся исповедоваться перед кандидатом в покойники?.. Бесплатный психоанализ – ну что ж, не корю, мы же русские ребята, елки-палки, вместо того, чтобы в тесто раскатать – коньяком поишь... Я устал пить. И вообще устал.

– Ты спешишь?.. – хмыкнул Корнилов. Покачал головой:

– Все глупо. И фраза избитая вышла, как в плохом кино. Ты мне симпатичен, герой. И вовсе не отвагой.

Скорее тем, что я был слишком слаб и слишком откровенен с тобой. Это для Головина было «ничто не слишком»... Я рассказал тебе частичку себя, и этим ты мне стал близок.

– Хорошо сидим, – скривился в улыбке Олег. Добавил:

– Особенно я. По самые уши.

Корнилов задумался, кивнул каким-то своим мыслям. А когда заговорил снова, слова ему давались с трудом.

– А впрочем... ты так же примитивен, как и остальные животные, называющие себя людьми. Я лукавлю перед другими, ты – перед собой. И делаешь это так самоотверженно, что сам веришь в свои сказки. Нет, машины лучше людей. Машины никого не предают.

Он снова вынул из кармана коробочку с кокаином, ритуал повторился, только теперь Корнилов долго тряс головой и откашливался. Когда он поднял на Олега взгляд, глаза его сияли.

– Ты мне стал как брат, Данилов. Устранять тебя не будут. Но ведь Гриф был очень умный человек! – с подъемом произнес он и выжидательно уставился на Олега. – Что ты молчишь?

– Слежу за ходом твоей витиеватой мысли, умник.

– Что в ней непонятно? Гриф был очень умный! А что, если он прав? И – казачок ты засланный и пашешь-таки на какую контору?

– "Рога и копыта".

– Ты останешься жив. И жить будешь там, где нет ничего, кроме счастья. Мне всегда это виделось местом, где исполняются желания.