Роберт Крейс - Смертельные игры

Рик, в последний момент поняв, что происходит, закричал: «Нет!» — и попытался отскочить, но пуля оказалась быстрей. Его отбросило прямо на книжные полки, а потом он обмяк и упал.

Чарли захрипел и заскулил громче. Рик попытался встать, но ноги не слушались.

Сол сделал еще один выстрел. Рик сунул руку во внутренний карман и достал пистолет. Сол выстрелил в него еще дважды. Дым от выстрелов сгустился, точно туман над перевалом Глендейл в долине Сан-Фернандо.

Из другой части дома послышались крики и топот бегущих ног, потом кто-то громко постучал в дверь. Первым вошел Фредди.

Сол был абсолютно спокоен, словно просто взял и навел порядок в комнате.

— Фредди, принеси парочку больших пластиковых мешков и позаботься об этом.

Фредди нервно сглотнул и выбежал из комнаты.

Сол посмотрел на валяющегося на полу сына, потом перевел взгляд на меня. Его глаза были пустыми и ничего не выражали.

— Годится?

Я молча кивнул.

— Хорошо. Ты получил, что хотел. А теперь моя очередь. Гамбоза ничего не должны узнать. То, о чем мы говорили, здесь и будет похоронено. Ты готов? Ты не станешь подвергать моего сына опасности?

Похоже, Сол и Карен Ллойд, каждый по-своему, заботились о своих детях.

Я снова кивнул и сказал:

— Да, мы похороним это. И все будут в безопасности.

— У нас остались кое-какие необрубленные концы, Сол. Об этом знают другие, — вмешался Вито.

— Мы решим проблемы необрубленных концов, Вито, — отрезал Сол и посмотрел на меня. — Еще что-нибудь?

— Нет.

— Тогда дело сделано. А теперь проваливай на хрен из моего дома!

Я вышел из дома Сола Де Луки. Легкий снежок начал заметать улицы, дорожки и припаркованные у тротуара автомобили. Воздух был холодным, небо на востоке Манхэттена розовело в лучах восходящего солнца. Однако на западе и севере солнце скрывали тяжелые тучи, обещавшие новый снегопад. Алкаш куда-то испарился, но домик из картона оставался на прежнем месте, тихий и белый в раннем утреннем свете. По Пятой авеню и 62-й улице с визгом проносились машины. По тротуарам торопливо шли тепло одетые мужчины и женщины, оставляя за собой серые цепочки следов. Где-то играла музыка, но мелодия была незнакомой. Сунув двадцатидолларовую банкноту в маленький картонный домик, я направился к «таурусу».

Я проехал через Центральный парк, Бронкс, Йонкерс и Уайт-Плейнс. Я ехал и слушал по радио старый классический рок, много Джона Фогерти и «Криденс клируотер ревайвал». «Беги сквозь джунгли». Ничего не может быть лучше в шесть утра после ночи, проведенной с крестным отцом, чем немного «ККР». Проехав Уайт-Плейнс, я остановился на смотровой площадке, выходящей на озеро. Меня начало трясти. Казалось, это продолжалось целую вечность. На самом деле прошло всего несколько минут. Я не стал выключать двигатель «тауруса», печка жарила вовсю, однако трясло меня не от холода.

У края площадки был припаркован коричнево-белый домик на колесах. Вероятно, простоял здесь всю ночь. Из него вышли мужчина и женщина лет шестидесяти с кружками кофе в руках и стали любоваться озером. Они довольно долго смотрели на водную гладь, потягивая кофе и держась за руки. Потом они повернулись и вместе направились к своей машине. Женщина дружелюбно мне улыбнулась.

Без четверти десять я остановил «таурус» возле дома Мэй Эрдич. Тоби и Джо Пайк среди желтых листьев и снега гоняли старый мяч для игры в американский футбол, Питер сидел на крыльце дома и смотрел на них. Вид у него был замерзший.

Я как раз шел по подъездной дорожке, когда из дома вышла Карен Ллойд.

— Все в порядке, — сказал я.

Она покачала головой, словно не могла поверить.

— Вы уговорили Чарли?

Тоби, забыв про мяч, подбежал к матери.

— Нет, Сола. Чарли больше не при делах. Это Сол. И Сол говорит, что вы свободны. А Чарли будет делать то, что скажет Сол.

Она нервно сжала руки.

— И я смогу остаться в банке?

— Да.

— И Чарли больше не будет? И никаких новых депозитов?

— Все в порядке, Карен.

Питер улыбнулся, скрестил руки на груди, но так и остался сидеть.

Карен спустилась с крыльца и обняла сначала меня, потом Пайка. Она заплакала и прямо-таки вцепилась ногтями нам в плечи, словно хотела удержать ускользающую реальность. Питер опустил голову, уставившись в землю.

Наконец Карен ослабила объятия, улыбнулась и снова поблагодарила нас. Слезы все еще текли по ее щекам.

— И мы можем вернуться домой? — спросила она.

— Конечно. В любое время.

Питер поднял голову и сказал:

— Карен, я так рад. Просто счастлив.

Карен улыбнулась ему и бросила взгляд на сына:

— Тоби, давай соберем вещи. И попрощаемся с Мэй.

Они вошли в дом, и мы услышали торопливые шаги Тоби, удаляющиеся по коридору. Питер встал.

— Я должен забрать тело Дани. Я хочу вернуть ее домой и позаботиться о ней.

— Хорошо, но у полиции могут возникнуть вопросы. Нам нужно хорошенько подумать, что говорить, — ответил я.

— Я скажу им правду. Она умерла, спасая мою жизнь, поскольку я клинический идиот, — расправив плечи, произнес Питер.

— Не выйдет, — отрезал Пайк.

Питер удивленно на него посмотрел, и я сказал:

— Я дал слово Солу, что Гамбоза никогда не узнают о делишках Чарли. Если ты сообщишь полицейским, или журналу «Пипл», или еще кому-нибудь о том, как погибла Дани, Гамбоза или те, кто на них работают, прикинут, что к чему, и все поймут. Тогда договоренность с Солом утратит силу и он придет за тобой.

— Мне на себя наплевать!

— Он придет за Карен и Тоби.

Питер поджал губы и уставился в землю. Ему не понравились мои слова, но он начинал учиться жить с тем, что ему не нравится.

— У меня такое чувство, что я обманываю ее.

— Так оно и есть, но здесь уж ничего не поделаешь. Понимаешь?

Он снова недовольно поджал губы, но все же кивнул. Входная дверь распахнулась, Тоби вынес на крыльцо сумку, поставил ее на ступеньку, а потом вернулся в дом и закрыл за собой дверь. Питер задумчиво посмотрел ему вслед.

— Они считают меня полным дерьмом.

Я ничего не ответил.

— Наверное, мне нужно вернуться в Лос-Анджелес. Скоро начинаются съемки нового фильма. Какой смысл оставаться здесь.

У меня уже не было сил с ним разговаривать. Болела спина, затекла шея, и ужасно хотелось поскорее оказаться в постели. И все же я ответил Питеру:

— Когда ты приехал сюда, то зря рассчитывал на то, что они примут тебя с распростертыми объятиями как отца и мужа. Возможно, ты сумел бы заслужить их расположение, но тебе такое даже в голову не приходило. Ты считал, что это твое право. Ты требуешь то, что хочешь получить, и, как правило, получаешь. Поэтому ты думаешь, что тебе все можно.

— Я приехал сюда вовсе не для того, чтобы все изгадить.