Анатолий Гончар - Хроника одного задания

— Сейчас? — спросил он снова. Я согласно кивнул, сил не было даже у меня.

— Вячин, Юдин, Тушин, Каретников, стой! — гляжу на остальных, готовясь дать команду перейти на шаг, и понимаю, мы уже давно не бежим, а вяло переставляем ноги. Тыкаю руками вправо — влево. Слов не надо, меня понимают и без этого. Вячин бросает перед собой трофейный пулемёт, взятый ещё на базе. По уму вывести бы его из строя и давно выбросить, ан нет, тащим… Может и сгодится. Сейчас появятся чехи. Всё же нам везёт, что этот хребет, как прямая линия ведёт к месту эвакуации и местность у его подножия не располагает к быстрому передвижению, а то бы нас уже обогнали, окружили и встретили.

Опускаюсь на землю, не в центре, а ближе к левому скату, всего в трёх шагах от Вячина. Пакет по-прежнему в разгрузке. Надо бы запихать его в рюкзак, но даже на это уже не остаётся времени — впереди в лесной чаще видится мелькание теней.

— Стрелять по моей команде! — пусть идут. На этот раз я подпущу их как можно ближе. — Приготовить гранаты! Теперь ждём, ждем, ждём…

— Вертушки! — удивлённый шёпот лежавшего рядом со мной Юдина заставил меня вскочить на ноги. Я прислушался, но ничего, кроме продолжающегося звона мои уши не услышали, тем не менее, я не раздумывал. В голове тревожным колоколом прозвучало предостережение полковника Юрасова, но что мне было терять? Будь что будет!

— Костя, «Авиатор»! — продолжая вслушиваться, я протянул руки и, не глядя, сжал в ладони поданную Каретниковым уже готовую к работе чёрную коробочку радиостанции. И тут же отдал новую команду: — Приготовить дымы!

Рокот вертолётных двигателей я услышал, когда они были уже совсем близко. Не знаю, какая нелёгкая занесла их в этот район, но кроме них помощи ждать нам было неоткуда.

— «Воздух», я «Лес». Я «Лес», как слышишь меня! Приём.

— Слышу тебя. Приём, — сдержанно ответил лётчик, видимо не понимая, с какого хрена здесь могли взяться свои. По его данным, спецназовцы работали квадратом южнее.

— «Воздух», нахожусь в соприкосновении с противником, прикрой нас, «Полосатый», прикрой!

Секундное промедление и ответное:

— Обозначьте себя, приём, — после этих слов моя спина стала мёрзнуть, настал момент истины. Надо решаться.

— Костя, дым! — скомандовал я, а рука уже сама собой вытащила из-за пазухи компас, вскинулась вперёд по направлению к противнику. — Азимут сто пятнадцать, удаление сто пятьдесят, — и ощутив, как за моей спиной одна за другой из-за деревьев вываливаются две боевые машины, уже как пожелание: — Давай, «Полосатый»! Давай, мужики, давай! Бей их!

— Работаем! — спокойный голос и ровное рокотание срывающихся нурсов. Чёрно-серый шлейф дымов и дробь разбегающихся по земле разрывов. Вялый перестук ответного огня, и стремительно промчавшиеся вертушки пошли на новый разворот.

— Огонь! — не слишком надеясь на попадание в разбегающихся по лесу боевиков, но лишь из желания хоть немного помочь атакующим противника вертолётчикам: — Огонь! — грохот из всех стволов. — Огонь! — выстрел из крайнего оставшегося РПГ. — Огонь! — подствольные гранатомёты отправили в противника последние гранаты. И вновь серия разрывов реактивных снарядов и следом злобное урканье вертолётных пушек Грязева-Шипунова. Комья земли, всплеск вспышек и серо-чёрного дыма, треск падающего дерева. Крик разбегающихся чехов. Кто-то из бандитов рванул в нашу сторону, но новый слаженный залп из всех стволов охладил их поползновения. А следующая партия пушечных снарядов окончательно поставила точку на вражеском продвижении. Всё, можно отходить, оставаться здесь было опасно, и к тому же не имело смысла.

Звуки приближающихся «крокодилов» боевики Хаваджи Мирзоева услышали задолго до их появления. Но слишком уверенно гнал их вперёд командир, слишком сильно бушевала в груди каждого моджахеда жажда мести. К тому же никто не ожидал, что МИ — двадцать четвёртые выйдут на цель сразу — едва вынырнув из-за укрывавшего их приближение хребта.

— Воздух! — силой всех лёгких вскричал Мирзоев.

Едва увидев, как первая вертушка клюнула носом, он осознал свою ошибку, но было уже поздно — вытянутыми дымами понеслись к земле иглы нурсов. Хаваджи едва успел втянуть голову в плечи и прижаться к дереву, как совсем рядом оглушительно ухнуло. Сознание заволокло дымом, не чувствуя боли, он, тем не менее, начал оседать, сползая по стволу дерева. Когда он очнулся, в голове стучали молотки. Он пошевелился, ничего не понимая, сел и огляделся. Повсюду бежали его воины, бежали, что-то крича и беспрестанно тыкая в небо едва заметно вспыхивающими стволами оружия. Хаваджи ничего не слышал, только беспрестанный звон и надоедливое постукивание молоточков. Внезапно звуки прорезались. Постукивание молоточков превратилось в грохот снарядных разрывов, а к едва заметным вспышкам над стволами автоматов добавился треск производимых из них выстрелов. Вертолёты пошли на новый разворот. Моджахеды, забыв об убитых и раненых, разбегались в разные стороны. Только тройка личных телохранителей Мирзоева, каким-то чудом не пострадавшие от падавших с неба снарядов, упорно бежала в направлении привалившегося к дереву командира.

«Меня расстреляют»! — безучастно глядя на творившуюся вокруг вакханалию, подумал контуженный Хаваджи. — «Меня расстреляют»! — повторно промелькнувшая мысль сгинула, не оставив в опустошённом мозгу ничего, кроме ужасающей пустоты и бегущей боли. И когда его безучастное ко всему тело подхватили с трёх сторон и быстро потащили куда-то вниз, под обрывающийся обрывом склон, перед глазами мелькнуло обезображенное лицо Магомеда, но оно не вызвало у Хаваджи никаких эмоций. Но страшная в своей неизбежности мысль посетила раздираемое болью сознание вновь.

«Меня расстреляют»… — два слова, начертанные перед теряющим чёткость зрением, два вырывающихся в крике слова уже не как вероятностная возможность, а как свершившийся факт.

Вялый протест против такой несправедливости так и не успел обрисоваться в осязаемые контуры — толчок приподнятой земной поверхности, вскрик державшего его голову телохранителя, брызги чужой горячей крови, упавшие на лицо, удар о землю, боль в ударившемся о твёрдую поверхность камня виске, и сознание Мирзоева услужливо погрузилось в тёмную паутину беспамятства.

— Отход! — это в который раз за сегодняшний день я произносил это слово? Кажется, сотый. Ничего, лишь бы все живы… все… уже нет… уже не возможно… — Отход!

Дожидаюсь, когда мои разведчики сорвутся с места и устремляюсь следом.

— Спасибо «Воздух», спасибо! — повторяю я, но то ли вертолётчики меня больше не слышали, то ли оказались слишком заняты, но ответа не было. Спасибо! — повторяю я мысленно и движением рук подгоняю безмерно уставших, но и без того почти бегущих бойцов. За спиной слышатся новые разрывы, ответная стрельба сходит на нет, рокот двигателей — вертушки проносятся крайний раз и быстро удаляются к горизонту. Занятый происходящим, запинаюсь о перегораживающую путь ветку.