Альберт Байкалов - Мастер перехвата

Прошла минута, другая. Бородач рассмеялся. Джин похлопал его по плечу, потом обернулся назад и махнул рукой.

Из кустарника поднялись Шаман и Стропа. Голову Шамана украшала повязка с арабской вязью, на поясе болтался инкрустированный серебром кинжал. Стропа был в защитного цвета кепке с неимоверно длинным козырьком и кожаной куртке, поверх которой надел самодельный разгрузочный жилет. Лишь Джин был с головы до ног «запакован» в камуфляж американского производства. На этот раз они не успели отрастить бороды, но сейчас это уже не так актуально. Многие банды орудовали на равнине, и этот атрибут ваххабитов мог только навредить.

Шаман и Стропа подошли к бандиту, оказавшись по обе стороны от Джина. Шаман принес его автомат.

Между тем поднялись из травы и боевики. Двое остались на месте. На ходу забросив за спину оружие, остальные направились к своему переговорщику. Один, сухощавый, со впалыми щеками, не доходя с десяток шагов, развернулся спиной, направил ствол автомата в сторону ручья и опустился на одно колено. Второй остановился справа от коротышки. Окинув подозрительным взглядом новых знакомых, он стал осматривать склон, на котором расположились Антон и Дрон. Судя по комплекции, Монгол шел последним. На ходу забросив за спину автомат, он воровато оглянулся, поправил сшитую по форме тюбетейки шапочку и встал позади бородача, который продолжал о чем-то говорить с Джином. Стропа так же делал вид, будто наблюдает за подступами со стороны селения.

– Скоро отец перестанет доверять сыну, – разобрал Антон обрывок фразы Джина.

– …брат. А сколько еще будет? – ответил бородач.

Монгол в разговор не вступал. Не понаслышке зная об особенностях человеческих чувств и стараясь наблюдать за бандитами боковым зрением, Антон осторожно направил удлиненный глушителем ствол «Винтореза» в сторону длинного.

Джин медлил. Антон не мог понять почему. Неужели это совпадение и Монгола среди бандитов нет? Он посмотрел на боевика, которого принял за террориста, еще раз. Рост чуть выше среднего, на висках седина, окладистая бородка… Вроде все сходится. Жаль, он не видит лица. Но и Джин изучил все имеющиеся в распоряжении ГРУ снимки этого человека. Любой разведчик– диверсант мог нарисовать хитрый прищур его выпуклых глаз, слегка расплющенный нос…

– Вы обманули! – крик Джина, который и был условным сигналом, не оставил времени на размышления. Антон поймал в прорезь прицела висок длинного и надавил на спуск. В тот же момент Шаман бросился на Монгола. Джин в этот момент сшиб ударом приклада в висок коротышку. Стропа шагнул к стоявшему напротив него бандиту, схватил рукой за ствол автомата. Прогремела очередь. На ее фоне Антон расслышал хлопки «Валов» возникших из-под земли рядом с оставшимися бандитами Тумана и Вишнякова.

Антон поднялся и побежал вниз. Эфир вздыхал, сопел, вскрикивал. Кто-то тихо матерился. Часть спецназовцев без напоминания заняли вокруг места боя оборону с задачей не допустить внезапного нападения. Часть занималась осмотром трупов. Доктор группы Гайнулин Ринат, которого называли не иначе как Татарин, уже разрезал ножом залитую кровью одежду на рыжеволосом боевике. Джин о чем-то говорил с сидевшим на земле бандитом, которого Антон поначалу принял за Монгола. Позади него, стоя на одном колене, Шаман водил стволом автомата по склону, с которого спускались Антон и Дрон. Стропа связывал за спиной руки лежащему на животе коротышке.

Одного взгляда Антону было достаточно, чтобы понять – перед ним не Умалат Резоев.

– Как тебя зовут? – спросил его Джин.

– Ты чеченец? – проигнорировал вопрос бандит.

– Ну и что?

– Почему не спрашиваешь на родном языке? Совсем русский стал, да?

Бандит, как говорится, играл на публику.

Джин переложил автомат из правой руки в левую и схватил его двумя пальцами за нижнюю губу.

– М-м-м! – застонал бандит. Из глаз брызнули слезы.

– Будешь говорить?

Антон уткнул глушитель «Винтореза» в пах пленнику и весело подмигнул Джину:

– Хочешь, помогу?

– Мопса мое имя, – простонал бандит. – Керзоев. Я из Шали.

– Кто главный? – Антон обвел взглядом валяющихся в разных позах убитых, задержал его на раненом и вновь уставился на Мопсу.

– Висангари, – бандит показал взглядом на боевика, лежащего лицом вниз слева от него.

– Куда и зачем шли?

Джин отпустил губу.

– Не знаю, – начал было врать Мопса, но Антон надавил на «Винторез» сильнее, и он поправился:

– В Урус-Керт.

– Откуда?

– Здесь недалеко были, – бандит показал головой себе за спину. – Одного человека ждали, но он не пришел.

– Какого? – Антон наклонился к нему ближе.

– Правда, не знаю. Краем уха слышал, что за ним наш моджахед ушел, Ахмед зовут. Он так и не вернулся.

– Понятно, – протянул Антон.

Было досадно, что столько времени потратили зря.

Лешка Завьялов забросил на плечо ремень сумки, в которой лежало кимоно, и вышел из раздевалки.

Федор Степанович стоял в коридоре у тренерской комнаты. Увидев Лешку, напомнил:

– Послезавтра в шесть вечера!

– До свидания, Федор Степанович! – прошел мимо Васька из третьего «Б».

Лешка спустился по лестнице в фойе. У стеклянной стены стоял Хазбиев Успа и с тоской смотрел на улицу. Сегодня на тренировке он несколько раз больно врезал Лешке коленом. Парень не подал виду. Однако и оставлять это дело не собирался.

– Слышь, ты чего запрещенные приемчики применяешь?

Успа Хазбиев был ему ровесник, но в школу пошел позже из-за того, что плохо знал русский язык и сейчас учился в четвертом классе.

– Не умеешь бороться, так и скажи, – сверкнул глазами Успа.

– Я умею. – Лешка подошел ближе. – Это ты, когда не получается, нечестно поступаешь!

– Не ври! – разозлился чеченец.

Они вышли на улицу. За Успой приезжал отец или дядя. Лешка сегодня останется ночевать у бабушки, а это совсем рядом со спортивным комплексом.

– Я тоже, как ты, могу, – продолжил уже на крыльце начатый разговор Лешка. – Даже еще круче. Меня отец знаешь каким приемам научил?

Чеченский мальчишка рассмеялся:

– Этот очкарик?

– Да нет! – Лешка замотал головой. – Это отчим. Моего отца убили.

– За что? – Успа перестал смеяться. – У нас если убивают, то за дело. Вот, например, кто-то убил моего брата, я должен найти этого шакала и тоже убить его. Еще позор и оскорбления кровью смываются.

Успа говорил так, словно повторял кем-то много раз сказанное.

«Наверное, отец с дядей каждый день напоминают ему об этом», – подумал Лешка, а вслух сказал:

– Я знаю, кровная месть называется.

– У русских такого нет. – Успа выдержал паузу. – Ты про отца почему не хочешь говорить?