Владимир Вера - Леди GUN

– Маленькая моя… Как ты себя чувствуешь? – ворковала над девочкой мать. Она распеленала ее, сменила памперс и закутала в чистые пеленки. Ребенок сладко зевнул, не издав больше ни звука. Елена отнесла Сашеньку в кровать, затем вышла, закрыла двери и, загородив на всякий случай вход в спальню, со злостью произнесла:

– Вы оставите меня в покое?!

– По-моему, я пока не дал вам повода усомниться в моей искренности, – рассматривая ногти на руках, заметил Одинцов.

– Значит ли это, что мы с дочерью свободны?

– Кому как не вам, Елена Александровна, знать, что свобода и необходимость – всего лишь парные категории диалектики. Необходимость всегда лимитирует свободу, а долг лишает нас ее. Руководствуясь необходимостью, люди приносят в жертву собственную свободу. Это происходит сплошь и рядом. Человек будет унижаться, если ему это выгодно, будет облизывать пятки заклятому врагу, если у него нет другого выхода, будет заниматься любовью с уродом, от которого его тошнит, если у него нет иного способа бороться за свое существование. Не так ли?

Слушая Одинцова, глядя на его похотливые глаза, Елена ужаснулась, точно такой же змеиный блеск она видела раньше, давным-давно, в глазах лжемонаха Симеона, который лишил ее девственности взамен на благополучие отца. Она пренебрегла тогда своей девичьей честью, своей свободой из-за суровой необходимости. Шантаж вынудил ее забыть о гордости.

Она смотрела на Одинцова и вспоминала смрадную келью, скрипящую кушетку, прогрызенное крысой одеяло и высунувшего язык Симеона, кряхтящего над ней сивым мерином.

Время застопорилось на проклятом делении циферблата, словно повернуло вспять прошлое, выплеснулось отчетливо зримыми галлюцинациями из глубин подсознания.

Броская роскошь люкса растаяла в безжалостном воображении. Она была там, в кафедральном соборе, в келье ненавистного владыки. Это он стоял сейчас перед ней и, брызжа слюной, просил сделать ему приятное…

Руки, повинуясь видению, расстегнули кофточку, сняли бюстгальтер…

– Я рад, что ты понятливая, – улыбнувшись уголком рта, оценил ее действия Одинцов и, сняв ремень, открыл ширинку, – тебе понравится.

Елена молча села в кресло, ее мозг отключился. Она закрыла глаза, источавшие слезы. «Сказки Венского леса» отдаляли ее от реальности, уводя в густые непроходимые чащи из столетних дубов, стройных сосен и плакучих ив. Где-то впереди залитая солнечным светом зеленая полянка. До нее надо добраться, и тогда придет долгожданный покой….

Одинцов целовал ее ноги, облизывал кончики пальцев, потихоньку стягивая трусики.

Вдруг она услышала плач. В спальне рыдала Сашенька. Ее голос показался сигналом. Дрема отступила под механическим натиском разума. Она пришла в себя…

Какие-то люди ворвались в номер и скрутили Одинцова. Они сказали: «Вам надлежит следовать за нами. Вот ордер на ваш арест. Сопротивляться не в ваших интересах».

Оборотень неистово кричал, что-то доказывал, чем-то пугал и ругался матом, за что получил по зубам и был в одних трусах препровожден вниз.

Родионову не тронули, посчитали, что женщина не представляет оперативного интереса, мало ли в «Савое» путан и нимфоманок. Заниматься неверными женами новых русских – удел частного сыска. Им за это крутые деньги платят.

Елена быстро оделась, в секунду собрала вещи, взяла дочурку и захлопнула за собой двери номера. Она сдала ключи горничной и вызвала лифт.

Портье у ресепшена сообщил, что есть свободное такси. Елена воспользовалась автомобилем, приказав водителю ехать в аэропорт Шереметьево.

Бежать, бежать… все равно куда. Она, не оборачиваясь, бежала по мраморному полу аэропорта к ближайшей билетной кассе.

– Разрешите помочь… – металлическим басом предложил огромный верзила с седыми висками и, не дожидаясь ответа, забрал у Елены ее чемодан. Она узнала в этом человеке главного охранника Крота. Кажется, вор в законе называл его Маркелом. Полет отменяется, все пропало…

Они сидели в баре. Маркел пригласил Родионову сюда, чтобы, как он выразился, обсудить кое-какие проблемы. Елена слушала его, думая лишь об одном: как сбежать из этой чертовой Москвы, как избавиться от преследователей.

Маркел, судя по всему, не хотел ее отпускать, у него были на то свои причины. Через десять минут разговора Елена начала смутно представлять, чего от нее хочет Маркел. Это не укладывалось в ее голове. Он буквально умолял ее, просил войти в его положение, чуть ли не падал на колени.

– Елена Александровна, только вы можете занять его место, иначе положенцы перегрызут друг друга из-за этого общака. Я для них никто. Зато вы! Они о вас наслышаны. Вы для них авторитетны, несмотря на пол, и для всех в наших кругах тоже. Они до сих пор не уверены, что это не вы устроили в Москве такое кроилово. Они вас боятся, Елена Александровна.

Только под вашей «крышей», опираясь на ваше имя, на ваш авторитет, я смогу заткнуть им рты и спасти общак. Если вы откажете – первым они кокнут меня, я для них теперь обуза, я ведь ходил в фаворитах у Крота.

– Я больше не буду заниматься криминалом, – отрезала Родионова. – Я хочу, чтобы оставили в покое меня и мою дочь.

– Елена Александровна, сжальтесь, вам и не придется заниматься криминалом. Одно только ваше имя, ваше слово. Я буду делать дела, а вы и ваша малышка будете в полной безопасности. Я вам это гарантирую. Поймите же, я попал в безвыходную ситуацию. Они меня ненавидят. Они лучше сдохнут, чем присягнут мне на верность. А вы совсем другое дело. Вы человек со стороны. К тому же они не знают, какие силы стоят за вами… Они думают, что на вас работает целая корпорация киллеров. Они же помнят, как Крот трусился при одном упоминании вашего имени, и прекрасно понимают, что самое разумное – пойти под ваши знамена. Иначе война. А подыхать никто не хочет. Всем надоело бояться.

– И что же, по-вашему, я должна делать? – все еще недоумевая, спросила Елена.

– Ничего! – с искрой надежды в глазах воскликнул Маркел. – Лучшее ваше действие – это бездействие! Предоставьте все мне. Не пройдет и суток, как они добровольно кинутся нам в ножки. А общак… он теперь ваш. – Он показал на стоящего у стойки бара парня, который держал в руках два огромных серебристых чемодана. – Там пятьдесят миллионов долларов.

– И вы так просто расстаетесь с таким состоянием? – с недоверием посмотрела на него Родионова.

– По мне, лучше расстаться с состоянием, чем с жизнью, – не задумываясь, ответил Маркел. – У каждого человека есть своя планка, выше которой ему никогда не прыгнуть. Не стоит зарываться, а то планка слетит, и каюк. Моя планка – это начальник службы безопасности у папы. Какая мне разница – у папы или у Матушки.