Андрей Константинов - Мент

— А вы, гражданочка, видели, как произошла кража? — поинтересовался Галкин вежливо.

— Нет, разве усмотришь?

— Да, действительно… Вы извините, Людмила Андреевна, но, думаю, надо это заявление переписать.

— А что такое? — насторожилась заявительница.

— Да пустяк, — сказал Семен, — мелочь… Бюрократические, знаете ли, штучки. Сотрудник молодой, неопытный…

— А мне сказали — один из лучших оперативников.

— Да, — легко согласился Семен, — очень хороший оперативник. Но неопытный… Мы с ним вдвоем вооруженного преступника брали. Об этом газеты писали. Не читали?

— Не читала, — сказала заявительница после некоторой паузы.

— Ну, вот видите, — торжественно произнес Галкин. — Очень хороший опер. Но немножко неопытный. Так, самую малость.

Заявительница с интересом посмотрела на Сашку. Ему стало очень неловко, и он отвел глаза.

— …Момент кражи кошелька, — диктовал Семен, — я не видела. Возможно, я его потеряла… Вы, кстати, где обнаружили отсутствие кошелька?

— Из метро вышла, хотела газету купить. Вот и…

— Жаль, — сказал Галкин. Ни пострадавшая, ни Зверев не поняли, чего именно жаль. А жалко было Семену, что кража обнаружилась на улице. Вот если бы в метро — на эскалаторе или даже в вестибюле! — тогда Семен с легкой душой сбагрил бы женщину к транспортникам. — Жаль, ну да ладно. Итак, продолжим: возможно, я его потеряла…

— Извините, товарищ, — перебила заявительница, — но сумочка-то у меня оказалась открыта. А я ее закрывала.

— Обычное дело! — убежденно воскликнул Семен. — Забыли!

— Да нет же — я закрывала.

— Ну, значит, расстегнулась… замочек расхлябался — и расстегнулась.

— Да нет же, у нее хороший, тугой замок.

— Да послушайте-таки меня. Знаете, как бывает — вот задумался человек и стоит себе, теребит замочек… туда-сюда… сюда-туда… Щелк-щелк… щелк-щелк. А то, знаете, бывает: человек любит пуговицы крутить. Крутит он пуговицу, крутит… она возьми и оторвись. Что же вы думаете — ее тоже украли?

— При чем здесь пуговица?

— Пуговица здесь ни при чем. Я вам в качестве примера привел. Да вы пишите заявление, пишите. Мы обязаны реагировать на сигналы граждан. Это наш долг… А сколько денег-то было?

— Пятнадцать рублей.

— Ровно?

— Ну, мелочь еще…

— А зарплата у вас какая?

— Сто восемьдесят.

— Ага… значительно больше чем у оперативника, который ходит на пули и ножи озверелых бандитов. Мы вот с Сашей в прошлом году…

— Я знаю, — перебила заявительница, — об этом еще в газетах писали.

— Точно, — просиял Семен. — Вы читали!

— Нет, не читала.

— Откуда же вы знаете?

— Вы мне сказали.

— Да, действительно… Значит, пишем: прошу принять меры к розыску…

— Преступника, — сказала заявительница.

— Да нет, — снисходительно ответил Галкин, — потерянного кошелька.

Заявительница покачала головой и написала.

— Оч-чень хорошо, — сказал Сенька. — Далее: материальный ущерб для меня является незначительным. Дата. Подпись. Вот и хорошо.

Галкин перечитал текст и остался доволен. Когда посетительница ушла, он повернулся к Звереву и сказал:

— Вот так, Саша. Была кража — стала потеря.

— Семен, — сказал Зверев. — Ты думаешь это правильно?

— Нет, — ответил Галкин. — Я не думаю, что это правильно.

Он смотрел на Сашку серьезно и слегка грустно.

— Я не думаю, что это правильно. Но найти этот кошелек ни ты, ни я, ни господь Бог не сможет. А значит, — глухарь, значит, — процент раскрываемости падает. Тебе это надо? Мне это надо? Я здесь шута горохового корчил, придуривался, убалтывал ее… думаешь, мне это нравится?

Сашка промолчал. Его знакомство с работой уголовного розыска состоялось почти год назад. Кое-что он уже понял. Но, разумеется, далеко не все. Значительная часть его представлений была очень далека от реальности: стереотипы, навязанные фильмами и книгами, давали себя знать. Умный, наблюдательный, склонный к иронии Зверев, конечно же, понимал, что фильмы и книжки очень сильно приукрашивают действительность. И все же живая реальность шокировала.

— Думаешь, заявительница не поняла, что я тут комедь ломаю? — продолжал рассуждать Семен.

— Наверно, поняла.

— Не наверно, — наверняка. Ну и слава Богу, в другой раз к нам не пойдет. И знакомым скажет: там в ментуре одни придурки. Можно и не обращаться. А работы нам все равно хватит. Это я тебе гарантирую.

— А авторитет, Семен? Мы же теряем авторитет.

— Э-э, милый… авторитет на раскрытиях зарабатывают. Ну, скажи мне, как ты этот кошель будешь искать? Ну — как?

— Я не знаю. Но кража-то была… а, Семен?

— Конечно, была. Я даже могу предположить, кто из кротов [2]нашу тетю обидел. Но дальше-то что?… В общем, Саня, учись у старого мудрого еврея. Наша работа — это не только бандитов брать. Это еще и умение лавировать между терпилами, начальством и законом. Так-то, брат. Привыкай. Не сможешь — заклюют, с говном сожрут. И сжирали уже. Нормальных толковых оперов. Были такие примеры, Саня, были. И — тут я с тобой согласен! — без порядочности в нашем деле никак нельзя. Только понимание порядочности у тебя пока еще очень абстрактное. Что-то типа кино про Жеглова с Шараповым. Согласен?

— Ты, Семен, конечно, на стороне Жеглова?

— Да, — рубанул воздух рукой Галкин, — только так.

Неизвестно, сколько бы продолжался этот разговор, но в кабинет вошел майор Давыдов. Михаил Иванович уже слегка поправил голову, зажевал свою профилактику организма изъятым у фарцовщика импортным дефицитнейшим «антиполицаем» и был в хорошем расположении духа.

— Ну как, Саша, вживаешься? — спросил он.

— Да, — вместо Сашки ответил Галкин, — вживается, Михал Иваныч. Вот заявительница приходила, хотела кражу кошелька оформить — Александр убедил ее переквалифицировать на утрату.

— Грамотно, — похвалил майор. — Мы, сотрудники МВД, должны оперативно реагировать на заявления граждан. Болеть, так сказать, душой и принимать все меры к сокрытию… тьфу, — к раскрытию! преступлений.

— Да, — поддакнул Галкин, — больше открытости, человечности и гласности!

Майор посмотрел на Семена с некоторым подозрением, но Сенька имел вид более чем серьезный, и майор только и сделал, что кивнул головой.

— Михал Иваныч, — сказал Сашка, — а как с моим рабочим местом?

— Это запросто. Пойдем, Саша.

…Давыдов распахнул дверь, и Зверев увидел крошечный кабинетик, заваленный черт-те каким хламом: выдранная с корнем приборная панель от «Жигулей», черная мутоновая шуба, пионерский барабан, какие-то коробки… среди всего этого хлама в углу стоял письменный стол.

— Вот, — сказал Давыдов, — кабинет. Невелик, конечно, и без окна… Но отдельный. Тут до тебя Сережа Громадин сидел, теперь ушел в участковые — жилье мужику нужно. Ну, осваивайся, наводи порядок. У Сереги-то всегда все в кучу. Вещдоки… и прочее. Ты парень, я смотрю, активный, грамотный — давай. Не бойся проявить инициативу!