Михаил Март - Сквозь тусклое стекло

— Вас зажигалка волнует или смерть мужа?

— Я мужа не видела. Головешку видела.

— Акт опознания подписывать будете?

— Ключи, перстень и часы — не доказательство. Пусть сделают рентген левой ключицы. Я хочу посмотреть снимок. Надо взять ткань на ДНК.

— У Дербенева есть родственники?

— Брат в Симферополе. Я его вызову.

— Когда вы в последний раз видели мужа?

— В понедельник. Уехал на рыбалку с Иваном. Ему надоели «пастухи».

— Кто же его пас?

— Кто-то из ваших.

— Долгая рыбалка получилась.

— Они ездят в Карелию на машинах. Неделя-две в порядке вещей.

— И он не звонил?

— Нет. Сева знает, что его телефоны на прослушке. Зачем ему отмечаться. От вас нигде покоя не найдешь. Раньше этого воскресенья я его не ждала.

— Посидите в коридоре.

Женщина вышла. Появился майор.

— Труп Дербеня на рентген. Левая ключица. Срочно. Мокрый снимок — мне. И давай вторую вдову.

Вошла молодая девушка, невысокая, хрупкая, изящная, с высокой грудью. Она все еще всхлипывала.

— Садитесь. Как вас зовут?

— Ляля.

— Полное имя.

— Ольга Шатилова.

Она чуть ли не на цыпочках подошла к столу и присела на край стула.

— Мужа опознали?

— Не знаю… Я чувствовала, что-то должно случиться.

— Это почему же?

— Нервный был в последнее время. Почти не разговаривал.

— Куда девался?

— Уехал на рыбалку с Севой.

— За ним следили?

— Кто?

— Не знаю. Он говорил о слежке?

— Иван ни о чем со мной не говорит. Языком много болтаю, так он считает. По телефону с девчонками разговариваю. Видеться нам некогда.

— На какие средства жили?

— Ваня работал, и я работаю. Хватает.

— Где он работал?

— Не знаю. Он не говорил.

Полковник высыпал вещи из второго пакета и накрыл их ладонью.

— Какие он носил часы?

— «Ролекс». На серебряном браслете.

Федоров пододвинул к краю стола часы.

— Они?

— Они.

Из глаз женщины брызнули слезы.

— И ключи подходят к вашему дому. А теперь скажите, как у Ивана обстояли дела с зубами? Коронки, пломбы, фиксы?

— Не знаю. Зубы в стакан не клал. Наверное, нормальные. Но он за ними не следил. Изо рта пахло. Может, от желудка.

— Родственники у мужа есть?

— Нет. Он детдомовский.

— Вы хорошо знали Всеволода Дербенева?

— Видела его, здоровались, но не разговаривали.

— А его жену?

— Нет, что вы, она даже не смотрит в мою сторону. Гордая. С высшим образованием.

— Чем вы занимаетесь?

— Была спортсменкой, сейчас работаю акробаткой в цирке.

— Уверены, что муж уехал на рыбалку?

— Нет.

— Почему?

— Он оставил мне деньги. Три тысячи долларов. Больше сотни я от него не видела, а тут три тысячи. Будто уходил навсегда.

— У него есть другие женщины?

— Не знаю. Я за ним не слежу и не расспрашиваю его. Ваня хорошо ко мне относится. Никогда меня не бил.

Полковник усмехнулся:

— Бьет, значит, любит, не бьет — тоже любит. А кто вас бил?

— Первый муж. А до него отец. Циркачи — народ грубый, побоями они работоспособность воспитывают. Что я теперь буду делать без Вани?

Полковник подал ей лист бумаги:

— Подпишите протокол опознания.

Девушка подписала.

— Идите домой, выпейте валерьянки и постарайтесь уснуть. Горю слезами не поможешь.

С опущенной головой Ляля побрела к двери. Федорову стало жалко эту беззащитную тростиночку.

Следующие десять минут полковник просидел в одиночестве, продолжая рисовать чертиков, пока, наконец, не вернулся майор со снимком.

— Что? — не отрываясь от рисунка, спросил полковник.

— Перелом ключицы и неправильно сросшаяся кость, есть смещение. Так сказал врач, Федор Витальич.

— Дербенева в коридоре?

— Сидит у двери. Как мумия. Ничего перед собой не видит.

— Железная баба. Покажи ей снимок, а потом пусть зайдет.

Майор вышел и через две минуты вернулся:

— Где она?

— Увидела снимок, заревела и ушла. Оглянувшись, крикнула: «Делайте ДНК». На стуле остался старый снимок, сделанный год тому назад. Один в один с этим.

— Черт с ней, и так все ясно. Вещдоки убери, отдавать их рано. Дело открывать будет Москва. Что с машинами?

— Клюев в управлении. Вы ему дали задание.

— Заканчивай здесь с формальностями и ко мне в кабинет. Сегодня мы работаем.

Как только Федоров вернулся к себе, вошел капитан Клюев и доложил о результатах проверки:

— Фургон «Вольво» был желтым. Его угнали два месяца назад от магазина «Эльдорадо» вместе с товаром. Шофер оформлял накладные на привезенные с базы стиральные машины — девять штук. Вышел на улицу — машины нет. Ее так и не нашли. Товар тоже на рынке не появлялся.

— Не был замечен, так точнее. А то ты не знаешь, как это делается. Дальше.

— Бензовоз угнали в пятницу вместе с бензином от нефтеперерабатывающего завода в Капотне. Шофера тюкнули по балде у светофора. Очнулся в кустах у Москва-реки, связанный скотчем по рукам и ногам. Нашли его часа через три любители шашлыков. Гаишники получили наводку, но ничего не обнаружили. Район шустрят. Но если бензовоз простоял здесь сутки, то следов мы не найдем. Фургон проследить проще. Ребята работают.

— Ясно одно — авария спланирована. Банда готовила дело в наших краях. До Капотни рукой подать, и фургон шел сюда. Дербенев и Шатилов тоже местные. Ключик у нас, надо дверь подходящую подобрать.

— Стараемся.

— Из кожи вон лезь, капитан. В Москву перейду, вас возьму, здесь нам делать нечего. У нового генерала свои полковники есть, мы ему не нужны, не сегодня-завтра окажемся на обочине.

— Ему пока не до нас. Он гаишников чистит, а там такое болото, не расхлебаешь.

— И не будет. Цену задирает. Эти кого хочешь купят. Как по рукам ударят, так за нас возьмется. Я с таким дерьмом не сработаюсь, нам уходить надо. Наверх, а не вниз. Подключай к работе всех. У нас нет выбора.

Панкрат Антонович Шпаликов был пылким любовником только в собственном воображении. На деле он любил, чтобы женщины его заводили. Инночка умела это делать лучше других. Она устраивала целые спектакли перед Панечкой. Он лежал в постели, а она в черных чулочках, поясочке, на шпильках, танцевала перед ним под эротическую музыку. Инночка гордилась своей фигурой в форме гитары. Тонкая талия, большой бюст, широкие бедра… Не то что молодые селедки с обглоданными костями и острыми коленками. Об ребра обрезаться можно.

Инночка сладострастно танцевала и спрашивала:

— Ну что, встал?

— Не торопи события, детка, не все так просто, — отвечал клиент.

— Знаю. Но когда ты раскочегаришься, я от тебя балдею.

Стриптиз длился полчаса, и последовала команда:

— Ныряй ко мне.

Веня Скуратов тоже не любил тощих баб. Инночка ему нравилась, и он с удовольствием с ней переспал бы, но работа для него всегда была на первом месте. Он вместе со Шпаликовым наблюдал за танцем, но с той лишь разницей, что находился в доме напротив и видел картинку через телеобъектив фотокамеры, делая при этом снимки.