Андрей Воронин - Инкассатор: Страшный рассказ

– Почему – не с кем? – возразил Юрий. – Я бы сказал, не о чем...

– Это одно и то же, – нетерпеливо отмахнулась она. – Сказать почему?

– А может, не стоит? – усомнился Юрий.

– Стоит. Вы что, не понимаете? Я сделала открытие, а вы не хотите слушать! Вы же уникум! Понимаете, на свете полным-полно людей, которые твердо знают, что женщин надо защищать. Но кто-то робок, кто-то слаб, кто-то просто закомплексован... Книжное воспитание обычно плохо сочетается с умением драться. И вообще, нынче считается, что все это ерунда, предрассудки, что своя рубашка ближе к телу... Такая, знаете ли, философия большого города – не тронь меня, и я тебя не трону... А вы...

– Дурак, – вставил Юрий. – И давайте на этом закончим. Быть белой вороной достаточно неприятно и без многословных рассуждений по поводу расцветки оперения. Спасибо вам за машину. Но вы ведь разыскали меня не только из-за машины, правда?

Ника долго молчала, хмурясь и глубоко затягиваясь сигаретой. Юрий терпеливо ждал, хотя уже догадывался, о чем его сейчас попросят. Потом сигарета догорела до фильтра, Ника вдавила коротенький бычок в пепельницу и вздохнула.

– Вы правы, – сказала она. – Я хотела вас просить... Только, пожалуйста, поймите меня правильно, хорошо? Это была последняя капля, я больше не желаю ничего о нем знать, и я совершенно недвусмысленно сказала ему об этом по телефону...

– Ему – это вашему Александру? – уточнил Юрий, глядя в угол.

– Да... Он страшно кричал, потом просил прощения, а потом... В общем, я повесила трубку, меня все это больше не интересует. Он вел себя возмутительно по отношению к вам, и вы правильно сделали, что ударили его, но... В общем, мне бы очень не хотелось, чтобы эта история имела продолжение.

– Выражаясь просто и прямо, вам не хотелось бы, чтобы я его отыскал и врезал ему по-настоящему, – сказал Юрий. – Я вас правильно понял? Можете не волноваться. Во-первых, я не мстителен, а во-вторых, ленив. Ну а в-третьих... Я вообще не стал бы его бить, если бы не этот дурацкий кирпич. Ваш приятель совершенно не умеет работать кулаками, а я не получаю удовольствия, избивая того, кто не может дать сдачи. То ли дело ОМОН! Хотя, с другой стороны, таким, как этот ваш Саша, хорошая трепка иногда бывает на пользу. Помогает, знаете ли, осознать свое место в мироздании и соизмерять эмоции с реальной обстановкой... Впрочем, простите, это уже не мое дело. Повторяю, с моей стороны ему ничего не грозит.

Она покивала, сцепив на коленях ладони с тонкими пальцами.

– Вы все очень правильно сказали. Вот именно, соизмерять эмоции с обстановкой... Поверьте, на самом деле он не такой. Это был просто нервный срыв. В редакции опять отклонили его рукопись – прислали отписку на фирменном бланке: дескать, наш журнал не публикует произведения такого объема... А тут еще его глупая ревность, вот он и не выдержал, взорвался...

– Так он писатель, – сказал Юрий. – Похож.

– Он пытается быть писателем. Работает в каком-то рекламном агентстве, ненавидит свою работу и каждую свободную минуту пишет, пишет... Потом рассылает рукописи в толстые журналы и ждет. Иногда приходят вежливые отказы, иногда рукописи возвращают, а иногда вообще ничего не отвечают...

– М-да, – сказал Юрий. – Я, конечно, во всем этом ничего не понимаю, но даже мне почему-то кажется, что в наше время таким путем ничего не добьешься. Нужно ходить, просить, уговаривать, заниматься саморекламой... взятки давать, наконец! По-моему, все эти россказни насчет таланта, который обязательно пробьет себе дорогу, – обыкновенные сказки.

– Я ему то же самое твердила. Но он в этом плане вроде вас – не желает унижаться, подстраиваться под обстоятельства.

Юрий вздохнул, нашел на столе свои сигареты и тоже закурил. Он уже жалел, что не успел сдержаться и ударил этого горемыку, который, как и он сам, в одиночку дрался против всего белого света – по-своему, конечно, но так же безнадежно, как и сам Юрий. Другое дело, что Юрию иногда удавалось побеждать – не весь белый свет, конечно, но отдельных, наиболее ярких и типичных его представителей. А этому волосатому-бородатому Саше победы только снились, вот он и не выдержал, сломался... Он сломался, а ему еще и по морде съездили. Хотя, с другой стороны, мужик, даже будучи раздавленным в лепешку, все равно не имеет права поднимать руку на женщину, которая ни в чем перед ним не провинилась. Подумаешь, на свидание опоздала! Подумаешь, подъехала в чужой машине... А если бы ее подвезли на «Москвиче»? Интересно, закатил бы тогда господин писатель истерику? Или он окончательно сошел с нарезки как раз из-за джипа? Ведь импортный внедорожник, как ни крути, до сих пор служит многим россиянам своеобразным мерилом жизненного успеха, этакой визитной карточкой – вот, мол, я какой, смотрите и завидуйте! Вот господин литератор и решил, что это камень в его огород – дескать, гляди, недотыкомка, как настоящие мужчины живут, какие деньги зарабатывают. Не то что ты, графоман несчастный...

– Надо же, как неловко вышло, – сказал Юрий, усиленно дымя сигаретой. – Черт! Я ведь тоже, прямо скажем, погорячился. Так противно было на душе, что даже обрадовался возможности почесать кулаки... То есть схлопотал он все равно за дело, но мне ничего не стоило обойтись с ним помягче. В общем, извините, сцена действительно вышла безобразная. А вы сами читали то, что он пишет?

Ника отрицательно помотала головой.

– Он никому не дает читать, даже мне. Не знаю, может быть, жене... Хотя вряд ли. Нет, не думаю. Она никогда не одобряла его увлечение и не упускала случая подпустить шпильку. Ну, знаете, как некоторые женщины умеют: ты бы лучше кран в ванной починил, писатель... Нет, хватит! Не хочу больше о нем говорить. Тем более о ней. Тащите вашу водку. Ой, простите! – спохватилась она. – Вы сидите, вам же, наверное, больно двигаться! Сидите, сидите, я сама принесу.

«... Ночью прошел дождь, но к утру небо очистилось. Проснувшись, он увидел солнечные квадраты на дощатом полу и понял, что сегодня что-то должно измениться.

Пожалуй, измениться должно было все.

Лежа на старой перине, испускавшей слабый запах курятника, он думал о том, как глупо прожил последние годы – три года, а может быть, целых пять.

Возможно, вся жизнь была прожита неправильно, совсем не так, как следовало; возможно, все, что было в ней достойно упоминания, сводилось вот к этому солнечному весеннему утру. Сегодня он вдруг, словно по наитию, понял, где кроется корень его несчастий. Все было тривиально: он никак не мог выбраться из черной полосы неудач по той простой причине, что двигался не в том направлении. Пересечь черную полосу можно только в том случае, если движешься поперек нее; его же угораздило незаметно для себя самого свернуть и пойти вдоль бесконечной полосы тоскливых неудач и разочарований...