Андрей Воронин - Инкассатор: Золотая лихорадка

– А... куда? – У несостоявшейся жены Филатова, пронзенной его взглядом, уверенным тоном, даже запахом, так непохожим на запах бывшего жениха – едва ли не единственного мужчины, которого она знала, – и поэтому возбуждающим, даже мысли не мелькнуло об отказе.

– Ну, на дискотеке прыгать – староват я для этого, – подпустил угару Годунов, – а вот в ресторан – было бы неплохо, тем более там потанцевать можно. Давайте встретимся часиков в семь напротив банка, где Ленин милостыню просит (в городе напротив здания бывшего Госбанка стояла пережившая перестройку статуя вождя, протягивающего руку классическим жестом нищего). Вам это подходит?

– Хорошо, я согласна...

– До вечера! – Годунов помахал рукой и вышел из кабинета, оставив обалдевшую Ксению переваривать последствия мастерски проведенной операции.

Дмитрий Костиков был человеком не то чтобы жадным, но довольно прижимистым, лишней копейки не упустил бы, хотя и «поденщиков» своих не обижал. За годы спокойной, обеспеченной жизни он оброс жирком, осел надежно, как дубовый пень, которому вроде бы ничего не страшно в мире – корни-то остались, да и молодая поросль пробивается, дает старику ощущение нужности. Но вот приходит человек, говорит: а мы тебя выкорчуем, давай-ка, братан, готовься. Абсурд, конечно, но именно так и представлял себе не лишенный образного журналистского мышления Дмитрий Петрович возникшую ситуацию. И как из нее выпутаться с наименьшими потерями, не знал. Походил по редакционным кабинетам, удивился затуманенному взгляду секретарши – замедленная реакция ей доселе не была свойственна – и тихо смылся домой, решив посоветоваться с женой.

Жена Костикова, Марина Степановна, натура сильная, властная, трезво осознавала свои возможности в этом мире и, хотя в полной мере старалась реализовать их, на чужие «экологические ниши» не замахивалась. Но уж если кто-то посягал на ее кровное... Выслушав краткое изложение разговора с Удавом, во время которого муж выглядел как обляпанный нечистотами, она поняла, что благополучному покою пришел конец. Но в отличие от многих миллионов баб, которые в таком случае схватились бы за голову, Марина Степановна сразу же стала выдавать ценные указания.

– Так, Дима, деньги срочно надо перепрятать. У моей матушки они не залежатся. Надо место искать... Все, придумала. Отвезу их завтра же к дяде Роману, в Сморжанск. А часть переправим в Космодемьянск, к твоему племяннику...

– К этому алкашу? – резонно возмутился Дмитрий Петрович. – Да он их пропьет мигом!

– Логично. Тогда давай...

– Ничего не давай. Я их – ха-ха – за границу, в Минск, отвезу, к Курильчику. Он найдет, где спрятать.

– Ну, давай к Курильчику. Только в тайнике кое-что оставь. На всякий случай. А насчет твоего посетителя я сейчас позвоню Тане, она как-то говорила, что Буденный ей какой-то родственник...

– Ты звони, да не забудь, что они что-то и от твоей «богадельни» хотят. – Марина Степановна работала на ремонтно-механическом заводе начальником отдела труда и зарплаты.

Татьяна Викулова, двоюродная племянница босса местных бандитов и инспектор отдела кадров того же завода, подняла трубку домашнего телефона сразу – была пятница, и после обеда большинство служащих уже расходились по домам. Разговор длился немногим более десяти минут, по истечении которых Марина Степановна положила трубку, даже забыв попрощаться.

– Дима, кажется, мы крепко влипли. Хотя она почти ничего не знает, но и того, что знает, – выше крыши. Этот Виктор Павлович, которого Удавом прозвали, действительно... змей. Он в крови по колено. Дима, может, лучше ты своих знакомых из областной милиции предупредишь?

– Да? И скажу, что у меня денег, как у Березовского? Не мели чепухи. Кажется, придется играть в их игры. Или бежать... Куда с детьми-то? – Костиков горестно махнул рукой. – Короче, доигрались. Если что, поможешь?

– Ну, я ж не знаю, что им на заводе надо. Если Михалевича припугнуть – так он в дерьме по уши, на одних «левых» двигателях дачу построил...

– Да знаю я про его дачу! Ладно, попробуем прорваться. В понедельник у меня встреча с Буденным.

В семь вечера, когда к памятнику Ленину, где уже ждала Ксения, медленно приближался Годунов с алой розой в руке, Костикова, который вышел выгулять пуделя, прижали к стене в подъезде и ограбили, предварительно превратив его лицо в свиную отбивную. Как на грех, в кармане куртки, надетой им по причине ветреной погоды, лежал бумажник с суммой, которую средний российский журналист зарабатывал за год. Костиков орал, пудель лаял, соседи сидели в глухой осаде. Ограбление продолжалось ровно две минуты.

... Роза Ксении очень понравилась – вся такая горделивая, темно-бордовая, почти черная. Высотой она была почти с Ксению, и, когда та перехватила ее повыше, бутон оказался над головой. Ксения засмущалась, но не стала отбирать руку, захваченную Годуновым для торжественного поцелуя. Они перешли через улицу и заняли столик в ресторане, который, как оказалось, Годунов заказал заблаговременно. Столик находился далеко, от входа, и, пока они пробирались к нему, с Ксениным кавалером успела поздороваться добрая дюжина мужчин и дам...

Годунов, который сделал официантке заказ и закурил, откинувшись на спинку стула, тем временем думал не о женщине, сидевшей напротив и изредка поднимавшей на него глаза. Для светского разговора ему необязательно было задействовать хоть какую-то часть мозга, тем более что его собеседница явно не собиралась вести непринужденный треп. Поэтому Удав совмещал приятное с полезным – приучал к себе дамочку и одновременно обдумывал какие-то свои планы.

Но женщина, которая сидела напротив, спрятав руки под столом, считала, что этот вечер мужчина решил отдать целиком ей, и не догадывалась, что она-то как раз занимает в его мыслях последнее место. Она смотрела на собеседника, изрекавшего банальности, так, словно это был, по меньшей мере, снизошедший на грешную землю эллинский бог. И не удивительно – от Годунова за версту разило самцом, а отличить самца от Аполлона зачастую не удается и более опытным женщинам.

... Годунов прервал свои размышления и, рассудив, что теперь можно и развлечься, стал изображать перед Ксенией море страсти. Начал он издалека, стал расспрашивать о жизни, рассказывать что-то о себе, причем откровенная туфта была перемешана с подлинными случаями его богатой приключениями биографии – как-никак, прожил он на земле лет на пятнадцать больше женщины, которую хотел затащить в постель. И поэтому в голове Ксении родился образ рыцаря-разбойника-странника-философа и черт знает кого еще, но благородного. Удав, как это ни парадоксально звучит, распустил хвост, и в сплетенную им паутину жертва попалась без сопротивления. Змей-павлин-паук – вот более верный облик Годунова. Только... Попробовал бы кто-нибудь ему об этом сказать!..