Алексей Сквер - Армада

— ЧИВОООООООООООООООООООО!!!!! — сказанное вытесняет удивление от того, что при мне в моей канцелярии распоряжается старшина…пусть и хороший, однако срочник, при мне — офицере, рулит бойцом, пытавшемся войти по моей команде. Это тоже говорит о том, что ситуация чрезвычайно серьёзная.

— Реально… товарищ лейтенант… мне его приволакивают, блядь… я ему в кладовой в ебло, а потом говорю — к аппарату!! И штаны расстёгиваю, он на колени — бух! Я коленкой хотел в рыло… да и то в падлу стало… взвод с ним не построится… вы бы вот встали рядом??

— Баляаааааааа…. Дежууууурныыый!!!!! — дверь опять открывается, просовывается рожа Галсанова.

— Вызывали???

Подлетаю и начинаю пиздошить, приговаривая: Я (хуякс)… сколько (пиздык) раз тебе, обезьяна, (еблысь) говорить, блядь такая, буду (ннааа), что слова «можно» в армии нет?? (хуяк, хуяк, пиздык, еблысь, ннааааа) Ты, блядина, как мне пропускной режим тут ночью держишь?? — пинаю уже ногами… кровища… Вадим давно тут не ротный, но думаю, что сделал бы так же. Хотя он-то вряд ли допустил бы.

В моей роте пидор. Офигенная перспектива у тя, Скворин — командовать пидором.

Иду к роте — там та же картина… Взвод-то стоит, а вот Примус в двух шагах от строя.

— Товарищи солдаты… ну вы в курсе… среди нас завёлся пидорас. Кто его теперь хоть пальцем коснется, будет отпизжен хлеще Галсанова, — тут же подлетаю ко второму взводу и вешаю плюху Иванову, — хули ты лыбишься, дебил? Ты что, не понимаешь, что теперь во всей бригаде наша рота стала ротой, где есть пидоры??? Всем, сука, молчать и слушать. Егор… тащи сюда хлебореза и старшего рабкоманды по столовой… это приказ, блядь, и мне по хуй, хотят они идти или нет… принести, блядь… бери, кого считаешь нужным… — Егор кивает Пню, Федору (этот не санинструктор — наш) и Бондарю — уходят.

— Значица, так, товарищи солдаты… если хоть одна блядь подойдёт к этой мрази или упомянет о ней…я угандошу… я обещаю… я, может, и ебанутый во всю голову, но обещания держу… и вы это знаете… Вопросы???

— Никак нет, — нестройный хор.

— НЕ СЛЫШУ!!!

— НИКАК НЕТ!!! — дружный рёв.

— Примус — туалет блестит!!! Бегом… отставить… бегом… отставить, Примус… я щя табуреткой уебу… Бегом!!! Мааарш!!

Потом осматриваю роту, но ни хрена не осматриваю… мне сейчас не до синячков, качаю ситуацию… ага… вот… привели.

Утро. У них там, в столовой, самый напряг, утренняя раздача горит, чтобы оторвать от службы, надо уметь… мои умеют. Старший рабкоманды с третьего батальона держится за лицо, выхватил уже, похоже, по дороге… пока соглашался сбегать к нам в гости по-быстрому. От моей роты до столовой метров 20. А вот хлеборез Гаджи пришёл сам… не стал доводить. И чует свою безнаказанность. Примус ведь сам опустился. А Гаджи в авторитете у местного землячества, и должность — круче не придумаешь… чурки ебаные. Заходит — руки в карманах… тварь. Права пришёл качать.

«Щя я покажу тебе демократию». Чурки вообще любят демократию. Она позволяет им творить такое, за что дома недемократичные родственники давно башку бы отпилили тупым ножиком.

Я молча иду в канцелярию и беру «замполита» — дубину… когда выхожу, Гаджи понимает, что его привели не на лекцию… сереет лицом, делает шаг назад…

Я командую:

— Егор, если хоть кто-то из наших чурок дёрнется — гаси. Федор — на дверь… Всё… молись, чурка… — и хуярю его дубиной по ногам, он подпрыгивает и щемится. Егор кого-то уже отоваривает, к нему летит Бондарь на подмогу. Федор на двери (изнутри щеколда) — ебло зверское, подойди — опиздюлься!. Пень стоит стоймя, потому что тормоз. Но за наших стоит… я чую… а чурка… ну что чурка… на четвёртом ударе оно ползало и молило… он реально испугался, что я его убью (да я и сам испугался… потом… задним числом)… потом накарябал бумагу, всю в кровавых соплях, как изнасиловал мудака Примуса. Старший рабкоманды, видя такой пиздец, получив устное напутствие молчать о том, что было ночью, чтоб его не пригласили в гости повторно и отдельно, конечно, пишет бумагу, как свидетель изнасилования, хотя, как выяснилось, всё было без него, при других солдатах чучмекского происхождения.

Ну, потом разборы с начпродом и замполитами всех мастей… и мой очередной запой дня на три… когда совсем уж заебали. А чего париться??… безнаказанность, она если есть… то она для всех.

Так вот, этого ещё не случилось, но случится, а пока что Примус идёт семимильными шагами к этому. Этот, с позволения сказать, боец, напоролся какого-то незрелого дерьма и обосрался прямо в десанте на рубеже развёртывания. В смысле — буквально насрал в штаны, а кто ездил в десанте БМП — знает… там и так дышать нечем на марше… в общем, машина встала… народ высыпал на свежий воздух, Примуса, конечно, на этот воздух высыпали, как картошку. Пиздец моему 2-му отделению на рубеже развёртывания. БМП-2, набитая десантом, была геройски «уничтожена» гранатомётчиком этого же отделения, засранцем Примусом. Занавес.

А в реале получается вот такой расклад, у меня одна машина во взводе не дошла до спешивания. Стало быть, ВЕСЬ заезд бригады — не зачет.

Из-за одного засранца. А кто виноват? Кто этот засранец, не уследивший за жрущим всякую дрянь солдатом?? Ну, для комбрига, конечно — комбат… а для комбата?? Конечно, Вадим…а для Вадима?? Вот то-то и оно… один для всех, твою мать.

Так что засранцы спокойно живут только в инете и на гражданке… оттого-то армию они и ненавидят.

Отыграли учения всё-таки в итоге на пять. Никто не обосрался. Конечно… столько дрочить-то.

Вернулись на зимние квартиры. И ротный, который толком только и успел, что познакомить меня с офицерами батальона да показать основных уёбков в роте, ротный, при котором бледнели уроды, с которыми мне предстоит ещё биться каждый день — заявляет о своём переводе в Читу в дисбат.

Рота должна отойти Денису, но он не был в отпуске уже год с лихуем.

Вывод прост и ненавязчив. Один сдаёт — другой принимает, и оба летят белыми птицами с максимально возможной скоростью в отпуска. То-то ротный был так рад моему приезду, у него сложилась вся схема.

А я… а мне служить — оборону крепить. С Батоном. И только-что назначенным на должность старшины Егором (пока — человеком Дениса). Потому что Виталик П. своё дослуживает к ноябрю. На дворе сентябрь, и я впервые задумываюсь о том, что есть ещё и личная жизнь, а жена далеко в Москве носит под сердцем моего сына. Ивана.

Приехали с учений, начали входить в ритм казарменной жизни. После месяца-полутора в полях холодная вода из крана — манна небесная. В казарме воду и свет отрубают куда реже, чем в городке, где этих радостей, кроме дома комбрига и зампотеха, практически не бывает. Вообще, в Борзе можно заниматься двумя вещами… служить и не служить.