Сергей Зверев - Легионер

— А потом? — спросила Ледина.

— А потом мы ехали через горы, и я уснул. И тут в темноте началась стрельба. Все кричали, плакали. Я тоже кричал, мне было очень страшно…

— Бедный мальчик! — не выдержала девушка.

— По автобусу начали стрелять. Рядом со мной сидел мальчик. Ему пуля попала в голову, и меня забрызгало его кровью. Я хотел убежать, но не знал куда. Стреляли со всех сторон. — Богдан зажмурился, вспоминая события той ночи.

На мгновение ему снова стало страшно. Как будто вокруг зазвучали стрельба, крики детей, его собственный крик…

— А потом раздался взрыв, и я уже ничего не помню. Я ударился головой. Когда очнулся, стрельба уже кончилась. Те солдаты, которые ехали в машинах, сопровождая нас, вытащили всех из автобуса. Несколько солдат убили и ранили. В нашем автобусе было то же самое. А меня не ранило, я только сильно ударился, когда автобус упал.

То, что происходило в конце, Ледина и старик, конечно, знали. Они видели репортаж об этом в новостях. Когда они увидели такое, у них не осталось никаких сомнений по поводу того, надо ли взять временно к себе кого-то из пострадавших детей. Но слова очевидца, слова того, кто сам пережил это, конечно, не могли не волновать.

Мирел Касаи задумчиво пыхтел трубкой, нахмурив брови, Ледина тяжело вздыхала. А мальчик, окончив свой рассказ, тоже замолчал, смущенно теребя ворот рубашки.

— Дедушка, слышишь? — вдруг встрепенулась девушка. — Кто-то едет…

Все вскочили. Подойдя к ограде, выходившей с этой стороны на самый край крутого склона, они увидели, как к ферме, поднимаясь по горной дороге, катила машина стального цвета, за ней еще три. Кортеж ехал к ним, так как других соседей у них не было.

— Казим, — узнав машину, тихо сказал старик.

— Что будем делать? — с беспокойством спросила девушка.

— Встречать гостей, внучка, что же нам еще остается. Вот только… — наморщил лоб Мирел. — А ну-ка, все за мной! — и он с неожиданной для его солидного возраста быстротой почти вприпрыжку пошел к дому, увлекая за собой остальных.

Блокпост, сооруженный легионерами рядом с виллой в Дмитровице, удался на славу. Работа была проделана немалая, но, как видно, не зря. Теперь, после всех выполненных работ, блокпост вполне мог выдержать натиск куда более превосходящих сил противника. Впрочем, все присутствующие надеялись на то, что такого за время их нахождения здесь не случится. Легионеры, сидя тесным кружком, говорили о том о сем, используя выдавшийся свободный часок. Здесь были совсем новички, для которых эта командировка была первой, и ветераны, имевшие за спиной массу всевозможных маршрутов.

— Нет, на Балканах я впервые, — продолжал начатый разговор парень типично скандинавского вида.

Юхан Свантесон устроил автомат между коленей и усмехнулся, обнажая ровные, как на подбор, зубы:

— До этого приходилось бывать в более южных странах. Так что сегодняшняя наша командировка еще ничего. По сравнению с некоторыми местами это — просто рай. Если вспомнить, скажем, джунгли Центральной Африки, то, скажу я вам, и врагу не пожелаешь провести там несколько месяцев. Когда твоего товарища, — он на мгновение замолк, будто бы вспоминая что-то, — на твоих глазах пополам перекусывает крокодил, такое на всю жизнь запомнишь. Если, конечно, жив останешься.

— Там будет видно, — сказал сидевший рядом солдат. — Насчет рая это ты, парень, явно поспешил. Я такие выводы с ходу не делаю.

Его внешний вид красноречиво свидетельствовал о том, что родиной невысокого смуглого легионера, скорее всего, является солнечная Италия.

— А ты, Джузеппе, как всегда, осторожничаешь? — поддел его собеседник. — Надеешься двести лет прожить?

— Ну, на двести я особенно не рассчитываю, — серьезно ответил итальянец, — а вот на спокойную старость в собственном доме на море у меня прицел есть. А если говорить об осторожности, то я на это имею право. Шесть пулевых ранений — они зря не проходят. Дают, знаете, кое-какую науку. Так что зря под пули я лезть не собираюсь.

— Прикажут — полезешь.

— Но с умом, — заключил Джузеппе.

Джузеппе Мальдини, несмотря на свою уже довольно долгую службу, всегда слыл человеком основательным и осторожным. Родившись в сицилийской деревне, он очень рано понял, что работа на каменистом клочке земли, оставшемся у него после раздела «владений» с братьями, ничего приятного не принесет. Помыкавшись несколько лет в Риме и Милане, Джузеппе решил заняться другим делом. И вот уж шесть лет, как он тянул лямку легионера.

— Завтра у нас выезд, — встрял в разговор Семенов.

— Да знаем мы, знаем. Сопровождаем эмиссара на встречу с Хайдари.

— Я просто балдею от этих заданий, — покачал головой один из легионеров. — Вместо того чтобы шлепнуть этого Хайдари, с ним встречи устраивают!

— Ну, это уж не нам решать, кого шлепнуть, а с кем встречаться.

— Может, оно и так, а головы под пули подставляем именно мы, а не кто-то там еще! — Джузеппе своим видом демонстрировал олицетворение справедливости.

— Работа у нас, парень, такая. — Его собеседник отряхнул плечо, измазанное в побелке. — Ты отлично знал, на что идешь, когда контракт подписывал.

— А вот и гости. — И разговор о поездке мгновенно затих.

К блокпосту подкатил джип. Из машины вышел Милован Крайкович. При виде щеголя, одетого, как всегда, с иголочки, настроение Андрея Семенова стало резко меняться. Поигрывая желваками, он наблюдал, как гость идет к нему.

— Привет, ребята, — усмехнулся Милован. — Как служба?

Подойдя к тамбовцу, он расплылся в улыбке:

— Привет, рад видеть.

Семенов криво усмехнулся, пожимая протянутую руку.

— Ну что, поговорим? — Весь вид Милована излучал вежливость и корректность.

— Поговорим, — кивнул солдат.

Они вышли во двор и, пройдя к стене, уселись на лавочке. Крайкович выжидающе молчал, на губах его играла едва заметная усмешка. Достав пачку, он не спеша закурил. Семенов тоже не мог начать тяжелый для него разговор. Да и говорить, собственно говоря, было не о чем. Где он мог достать деньги? Нигде. Андрей, конечно, пробовал поговорить на эту тему с товарищами по работе, но очень быстро понял, что сумму, которую он может получить взаймы, при всем желании кроме как смешной не назовешь. По сравнению с двадцатью тысячами евро жалкие несколько сотен смотрелись уныло.

Ночью, выйдя в парк, Семенов дал волю своим чувствам, душившим его. В отчаянии он лупил ботинками по стволам деревьев и даже ухитрился согнуть один из чугунных прутьев, составлявших решетку ограды. Он проклинал себя. Ведь он уже давал себе обещание больше не садиться за карты! Да что обещание — вся его жизнь показывала, что нельзя ему брать в руки эти проклятые бумажки. После того проигрыша в Питере, когда ничего другого, как делать ноги из России, ему не оставалось, давно можно было бы понять — карты счастья ему не принесут. Так нет же — какой-то дьявол попутал снова взяться за это.