Сергей Зверев - Экстренное погружение

– Должен быть взрыв, – проговорил старпом. И через две или три секунды добавил: – Сейчас… Вот!..

Тот, кто устанавливал взрыватели и вел расчеты, знал свое дело. Корпус «Гепарда» содрогнулся и задребезжал – это вернулась ударная волна от взрыва. Палуба резко ушла из-под ног. И все же удар был не таким сильным, как ожидал майор. Когда реверберация от взрывов улеглась, он с облегчением перевел дух. Все остальные сделали то же самое. Никогда еще ни одна подводная лодка не находилась поблизости от взрыва торпеды под паковым льдом.

– Отлично, – пробормотал Грубозабойщиков. – Просто превосходно. Оба двигателя – малый вперед. Надеюсь, льду досталось больше, чем нам… – Он обратился к Кузнецову, склонившемуся над ледовой машиной: – Скажешь, когда приблизимся к разводью.

Он двинулся к столу для прокладки. Ревунков поднял глаза и сказал:

– Шестьсот метров прошли, осталось еще столько же.

– Стоп всем машинам! – приказал Грубозабойщиков.

Легкая вибрация корпуса прекратилась. От взрыва могли образоваться куски льда в несколько тонн весом. Не хотелось бы встретиться при подъеме с такой глыбой.

– Осталось сто метров, – произнес Ревунков.

– Все чисто. Вокруг все чисто, – доложил гидроакустик.

– По-прежнему толстый лед, – нараспев сообщил Кузнецов. – Ага! Вот она! Мы прямо под полыньей. Толстый лед. Ну, примерно метр-полтора.

– Шестьдесят метров, – сказал Ревунков. – Скорость уменьшается.

«Гепард» двигался вперед по инерции. По приказу Грубозабойщикова винты крутанулись еще пару раз и затем снова замерли.

– Пятнадцать метров, – отметил Ревунков. – Уже близко.

– Ледомер?

– Без изменений. Полтора метра.

– Скорость?

– Один узел.

– Позиция?

– Прошли триста метров. Проходим точно под целью.

– И полтора метра на самописце… Полтора?

– Полтора… – пожав плечами, Кузнецов поднял взгляд на Грубозабойщикова. Капитан пересек помещение и уставился на головку принтера, чертившую на бумаге извилистые линии.

– Странно, мягко выражаясь, – пробормотал Грубозабойщиков. – В заряде было триста килограммов аммонита высшего сорта… Должно быть, в этом районе исключительно толстый лед… Ладно, спустимся до тридцати метров и прочешем пару раз окрестности. Включить прожекторы и телекамеру.

Лодка спустилась на глубину в тридцать метров и несколько раз прошлась туда-сюда. Bода была мутной, огни и телекамера ничего не давали. Эхоледомер упрямо регистрировал лед от метра до полутора метров.

– Так что? – сказал Тяжкороб. – Может, еще пульку?

– Не знаю, – задумчиво ответил Грубозабойщиков. – Попробуем нажать плечиком.

– Что значит – нажать? – Тяжкоробу идея не понравилась. – Это ж какую силищу надо иметь: все-таки полтора метра!

– Ну, не знаю. Дело в том, что мы исходили из ложных предпосылок, а это всегда опасно. Мы полагали, что если торпеда не разнесет лед вдребезги, то хотя бы пробьет в нем дыру. А получилось иначе. Резкий напор воды поднял лед и расколол его на довольно большие куски, которые после взрыва опустились обратно в воду, заполнив всю полынью в том же порядке. Короче, сплошного льда уже нет, есть отдельные куски. А трещины настолько узкие, что эхоледомер не в состоянии их регистрировать… – Он повернулся к Ревункову: – Наше положение?

– По-прежнему в центре.

– Подъем, пока не коснемся льда, – скомандовал Грубозабойщиков.

Он даже не стал добавлять насчет осторожности. Командир БЧ-2 и сам поднял лодку бережно, как пушинку. Они ощутили только легкий толчок при соприкосновении корпуса со льдом.

– Держите так, – приказал Грубозабойщиков, вглядываясь в телеэкран. Кивнул командиру поста погружения и всплытия: – Нажми-ка, да покрепче…

– Как сильно? – Офицер на секунду замялся.

– Ты когда-нибудь целку ломал?

Офицер усмехнулся.

– Понял, товарищ командир…

Сжатый воздух с ревом устремился в балластные емкости. Прошло несколько секунд. Потом «Гепард» всем корпусом вздрогнул, словно наткнувшись на что-то тяжелое и очень прочное. Тишина, потом новый удар – и на телеэкране появился огромный кусок льда, скользящий вниз.

– Похоже, я не ошибся, – заметил Грубозабойщиков. – По-видимому, мы угодили как раз в середину… Глубина?

– Двенадцать.

– Значит, пять метров рубки торчит над поверхностью. Не думаю, что мы сможем приподнять сотни тонн льда, лежащих на остальной части корпуса. Запаса плавучести хватит?

– С избытком!

– Тогда будем считать, что сегодня у нас знаменательный день… Так, боцман, отправляйтесь наверх и доложите, какая там погода.

Дроздов не стал дожидаться метеосводки. Конечно, она его интересовала, но гораздо больше он заботился о том, чтобы Тяжкороб не заглянул в каюту как раз тогда, когда он прячет под меховую одежду «ПМ».

Правда, на этот раз он положил оружие не в специальную кобуру, а в наружный карман меховых штанов. Так будет сподручнее.

Армстронг находился на центральном уже 12 часов. Только пара часов сна отделяли его нынешнюю вахту от предыдущей. За это время капитан съел тарелку супа и проглотил на ходу несколько бутербродов. Он уставился на дымящуюся чашку, из которой время от времени отхлебывал кофе. За это время успели заменить муфту на рулях, и лодка вновь приобрела ход. Но оставались проблемы с «Гепардом». Он словно ушел под воду.

– Господин капитан!

Армстронг недовольно повернулся на голос. Стивенсон, дремавший на кушетке в комнате отдыха, приоткрыл один глаз.

Это был командир БЧ-4 старлей Вульф.

– Да, слушаю, – капитан оторвался от тактического дисплея, который привлекал его внимание все последнее время. Вульф стоял в тамбуре у входа в центральный. Сзади него в коридоре топтался нескладный Фактороу, держа в руках какую-то черную коробку, напоминающую калькулятор. Он нервно водил головой, не решаясь зайти в тамбур.

– Сэр, тут у Фактороу есть кое-что…

Армстронгу не хотелось, чтобы его отвлекали, но акустик выглядел нетерпеливым и немного возбужденным.

– Хорошо, проходите.

– Дело вот в чем, сэр, – начал Фактороу, несколько более взволнованно, чем обычно. – Я знаю, что вы заняты. Но мне кажется, я слышал какой-то взрыв… Можно освободить стол для этой штуки?

Без разрешения он сдвинул в сторону несколько бумаг, лежащих на столе, и освободил матовую поверхность жидкокристаллического экрана главного стола. Это был плоский горизонтальный двадцатидюймовый экран, на котором курсограф вычерчивал направление движения и скорость лодки. С таким столом бумажные карты становились ненужными. Однако Армстронг на всякий случай продолжал хранить их в верхнем ящике – карты, в отличие от компьютеров, не имели привычки зависать.