Жорж Арно - Сожгите всех!

— Не устраивай драмы, — проговорила Клер.

— Когда я думаю, что и ты могла умереть там... Ты представляешь, если б я осталась с ним одна? Я уже не молода...

Клер сожалела, что решила укрыться в Круа-Рус, лучше бы она осталась в своей квартире. С тех пор, как она рассталась с Пьером, ее мать считала, что вновь обрела маленькую дочь. Порой это было весьма неприятно. Надо было во всем ей отчитываться.

— Все же тебе следовало бы поехать туда на эту ночь.

Клер села в кресло, закурила. Ей Надо было подумать, разъяснить для себя некоторые вещи, но мадам Руссе хотела отвлечь ее от забот и рассказывала разную ерунду.

Значит, Гийоме тоже болели, и у них были те же симптомы, что у Пьера. Впрочем, ведь сказал же ей муж, что поселок опустел в последние дни. Он не смог позвонить ей от Гийоме, а должен был отправиться в Шаламон. Клер подумала, что могла бы посетить доктора Рэйно. Но он, возможно, сошлется на профессиональную тайну.

Лучше всего записать все, что произошло с того самого вечера, как она приехала к Пьеру. Клер встала.

— Пойду на минутку к себе в комнату... мне надо поработать.

— Поработать? Но у тебя еще масса времени... Разве ты не имеешь права отдохнуть, сама знаешь от чего.

Из-за Стефана мать говорила с осторожностью.

— Я ненадолго.

Клер начала заполнять листок школьной тетрадки. Пьер был болен, винил воду из водопровода. Он тщетно стучал в дверь к Гийоме и в течение нескольких дней не видел папашу Пишю. Он сам это сказал или она так поняла? Какие еще детали позволяли установить, что всех жителей поселка поразила одна и та же болезнь?

Клер закурила, задумалась и вдруг подскочила:

«Мясник... Тщетно в этот день мясник сигналил из своей машины...»

Она быстро записала ясно вспомнившийся факт.

Затем Клер тщательно описала болезнь Пьера, как его рвало, следы крови в камине и на раковине, неприятный запах у него изо рта, как будто его желудок был заполнен испорченной кровью. Что еще? Пьер говорил о машинах, неосторожно въезжавших на узкую улочку. Довольно поздно проехал грузовик лесопильни Бортелли. Как будто все.

Нет. Въезжая в поселок, она не приметила ни одного огня, подумала, что люди в темноте смотрят телевизор. А что, если все лежали в постелях больные?

Она заснула, встала, чтобы взглянуть на Пьера, опять легла. Тогда все еще стоял туман. Она посмотрела в окно. Нет, это было в другой раз, когда она открыла заслонку в печи. Затем она услышала шум глохнущего мотора.

Наконец, дождь, во всяком случае, что-то, что походило на дождь и стучало по крыше. Сначала над ее кроватью, потом смещалось. Эта деталь — если только речь шла действительно об одной детали — удивляла всех. Жандармов, капитана, Пишю, журналиста. Они готовы были думать, что ей это приснилось. Однако она хорошо все слышала, потом ощутила запах бензина, успела посмотреть в мастерской, не опрокинулась ли канистра.

— Да не приснилось мне! — воскликнула Клер. Когда она нагнулась, чтобы завязать шнурки на ботинках, она увидела сотни капель на полу, потом ей капнуло на лицо.

Клер стала лихорадочно описывать гостиную: крыша над ней была не слишком добротной, бензин мог проникнуть в щели, а затем стечь с потолка.

— Клер, — сказала мать, открывая дверь, — к тебе гостья, мадемуазель Вивиан.

Клер закрыла тетрадь, вложила ее в папку и встала.

— Пусть войдет.

— Ну не в твою же комнату — в гостиную. Мать считала, что комната, где спят, должна служить только для этой цели. Клер пришлось выйти в гостиную. Она поцеловала гостью. Колетт Вивиан работала в почтово-телеграфном ведомстве. Они познакомились с Клер на собрании противников ядерных испытаний и прониклись друг к другу симпатией.

— Я принесу вино, — сказала мадам Руссе.

— Я узнала о вашем муже, — проговорила Колетт. — Это просто страшно... Я купила все газеты... Вам пришлось пережить ужасные минуты.

— Не знаю, как мне удалось спастись... Если бы Пьер не был болен, может быть...

В жандармерии ей пришлось уточнить, что она спала не в той комнате, где муж. Судя по их виду, этот факт показался им любопытным.

— Возьмите соленое печенье, — сказала мадам Руссе.

Клер скоро поняла, что подруга пришла не из простой вежливости, а хочет сказать ей нечто важное. Но ей не удалось удалить мать и пришлось проявить терпение. У Колетт, однако, был очень смущенный вид.

— На чем вы приехали?

— На автобусе.

— Я провожу вас, мне это не повредит.

— Как, ты опять уходишь? — простонала мать.

— И я с тобой! — крикнул Стефан; у него был чуткий слух, и он все слышал из своей комнаты.

Клер одела его потеплей, чтобы он не замерз на улице. На лестнице она придержала Колетт за плечо.

— Вы хотите что-то сказать мне?

— Да, но сначала сядем в машину.

Машина Клер оказалась тесно зажатой между двумя другими.

— Не знаю, смогу ли я выехать.

— Неважно, поеду на автобусе. Но все-таки сядем в машину.

Устроившись на заднем сиденье, Стефан спрашивал, почему же они не едут на прогулку.

— Один коллега по профсоюзу сказал мне об этом, — объясняла Вивиан. — Мы всегда так поступаем... Когда речь идет о ком-нибудь из наших, его всегда предупреждают.

Она понизила голос.

— Со вчерашнего утра ваш телефон прослушивается... То есть телефон вашей матери.

В этот день, 22 декабря, Женис проснулся с тяжелой головой. Накануне он выпил немало виски, размышляя о деле Давьер-Руссе. Он смутно чувствовал, что есть какая-то возможность получить назад деньги за эту сгоревшую машину, но лег спать, так и не найдя решения.

Женис жил один в темной и не слишком уютной квартире в квартале Сен-Жан. Одно время некая Мишель жила с ним вместе около года, а потом исчезла. Он понятия не имел, где она находится в настоящий момент. Время от времени он приводил девок, с которыми знакомился в барах и ресторанах. Но не часто.

Самым приятным моментом в процедуре туалета было для него бритье. Он проделывал эту операцию чрезвычайно тщательно, регулярно менял лезвия, употреблял дорогой одеколон, ни в косм случае не оставлял на лице ни одной щетинки. Обычно он готовился к предстоящему дню, воображая себе ситуации, с которыми может столкнуться. Средняя норма — шесть дел в день, но иногда ему удавалось. солидно поработав, уладить и целый десяток. Тогда на следующее утро он мог поспать подольше.

Итак, несмотря на тяжесть в голове, Женис поднялся в 7 часов, взглянув в окно, обнаружил, что туман превратился наконец в изморозь. Прежде чем отправиться на работу, он заехал в главный филиал кредитного общества, где всех знал. Ему случалось обращаться сюда за дополнительными сведениями о должниках и даже сдавать досье с законченными делами.

Жениса принял Жюйе, одноногий инвалид, который по сю пору пользовался деревянной ногой, поскольку так и не смог привыкнуть к протезу. Ему уже было 60 лет, однако не создавалось впечатления, будто он с нетерпением ждет пенсии.