Юлия Латынина - Саранча

При виде Валерия со свитой парень вопросительно поднял глаза и порекомендовал ему обратиться в отдел пропусков.

— Я к директору, — сказал Валерий.

— У меня на вас пропуска нет, — повторил парень.

Валерий неторопливо покопался в кармане, что-то звякнуло, и парень, скосив глаза, увидел, что на полированной поверхности конторки лежит обойма от заграничного пистолета, по виду — «беретты».

— Это что? — спросил парень.

— Вкладыш к пропуску. Сам пропуск показать?

Парень подумал и стал накручивать диск телефона.

Генерального директора Демьяна Санычева не было в кабинете: как разъяснила секретарша, он пошел в пятый цех.

Пятый цех располагался посередине заводской территории, за лесом огромных цистерн, соединенных со сборниками пуповинами труб, и гигантскими двухсоткубовыми реакторами, уходившими через перекрытия прямо в низкие брюхатые облака.

К изумлению Валерия, пятый цех оказался сравнительно небольшим и, скорее всего, экспериментальным. Реакторы здесь стояли всего в два куба, и где-то чуть поверх головы Валерия натужно гудел электромотор, перемешивая химический компот в огромных стальных сосудах, выкрашенных серебристой, покарябанной кое-где краской.

В цехе было безлюдно. Нестерпимо пахло какой-то ужасающей дрянью, питоньими кольцами змеились по стенам вытяжные трубы, и между реакторами растопырился на трех ножках толстенький фильтр. Один из реакторов не работал.

Пока Валерий оглядывался, возле реактора появился человек в драной спецовке, деловито оглядел реактор, пнул одну из идущих к нему трубок, сложил руки рупором и крикнул куда-то вверх:

— Витя! Врежь вентиль!

Человек исчез, а на его месте через две минуты возник Витя с защитной маской и сварочным аппаратом, надвинул маску на лицо и принялся врезаться в трубу. Резак пробил трубу в несколько секунд, из нее веселым фонтаном брызнула парная жидкость. Рабочий сдвинул маску, некоторое время созерцал жидкость, потом повернулся к Валерию и сказал растерянно:

— Во блин. А сказали, что пустой…

Снял рукавицу и подставил под фонтанчик ладонь.

Валерия передернуло.

— Вода, — обрадовано сказал рабочий. — Из кожуха вода. Не слили, наверное…

В помещении появился Гаибов в синем халате, накинутом на кургузый пиджак. Некоторое время он и рабочий совещались по поводу реактора, а потом к ним присоединился еще один — видимо, инженер. На Валерия и двух его спутников никто из химиков внимания не обращал.

Валерий, мысленно выругавшись, закурил сигарету. Гаибов обернулся мгновенно.

— Немедленно потуши, — приказал замдиректора. Московский гость недоуменно выдохнул дым через ноздри.

— А что, нельзя?

— Ты на бензоколонке тоже куришь?

— А здесь что, бензоколонка?

Вместо ответа Гаибов показал рукой.

— Видишь холмик вокруг цеха? Знаешь, зачем он?

В проеме открытой двери и в самом деле был виден высокий холм с розоватым снегом, опоясывавший все здание.

— Зачем?

— Обваловка. Чтобы при взрыве не пострадали соседние цеха.

Валерий, подумав, тщательно затушил сигарету.

За время их разговора рабочий с инженером куда-то смылись. Валерий и замдиректора оказались одни возле пузатеньких реакторов. От кожуха едва ощутимо тянуло теплом.

— И что вы здесь варите? — спросил Валерий.

— Бетаферон.

— Это от чего?

— Генно-инженерный препарат. От почек. Лекарство впервые испытано в прошлом году. Разработка Игоря.

Валерий с легким подозрением посмотрел на шеренгу реакторов. Он не был большим спецом в биохимии, но ему смутно всегда казалось, что генная инженерия — это пробирки, халаты и стерильная чистота, которой вокруг, как ни крути, не наблюдалось.

— Его прямо здесь и синтезируют? — уточнил москвич.

— Вы представляете себе, чем отличается реактор от роллера? — насмешливо спросил Гаибов. — Конечно, нет. Субстанцию бетаферона выращивают в другом месте. В институте через дорогу А здесь ее просто берут и смешивают со всякими наполнителями.

— Зачем?

— Чтобы легче усваивалась организмом. Чтобы хранилась дольше… Пара дюжин «чтобы».

— И это со всеми лекарствами так?

— Со всеми. В таблетке димедрола на сто миллиграммов таблетки — пять миллиграммов действующего вещества. В таблетке феназепама — одна десятая миллиграмма.

Гаибов помолчал и добавил:

— Российские фармзаводы редко делают субстанции. Мы — исключение. Мы почти все свое делаем сами, только субстанцию эритромицина у китайцев закупаем…

— Потому что ваши лекарства придумывал Игорь?

— Ну… не все. Но несколько самых дорогих — да. Одна разработка еще институтская, это как раз бетаферон, мы на него лицензию получили, еще когда я в Алицке работал, два препарата сейчас запускаем плюс феноцистин. Это такая штука от почек, ее «Беррингер» разработал и взял патент на синтез так, чтобы его обойти было невозможно. А Игорь — обошел. И не только обошел, а впятеро дешевле сделал… Ихний феноцистин стоит сорок долларов, а мы поставляем за двенадцать и еще чиновнику при этом можем откатывать вдвое больше, чем иноземцы…

Гаибов помолчал.

— Плюс еще шесть веществ, три сейчас проходят клинические испытания, три на очереди…

— Не много ли? — спокойно спросил Валерий. — Для одного человека?

— Нет. Не много. Вы не представляете себе, Валерий Игоревич, какое число замечательных разработок валялось у нас по военным и всяким прочим институтам. Вот теперь мы эти разработки и берем. Почему наши старые научные достижения должны красть только иностранцы вроде «Ланки-Гештальт»?

— То есть внедрять эти разработки мог бы не только Игорь?

— Так и теорию относительности мог кто-нибудь другой выдумать, — раздраженно заметил Гаибов, — рано или поздно…

Гаибов прошел куда-то в глубь цеха, открутил вентиль и нацедил в стоявший рядом стакан прозрачной жидкости. Выпил и вытер усики.

— Хочешь?

— Это что? Не спирт, часом?

— Нет. Вода. Спирт у нас тут пили при предыдущем директоре. Врезались прямо в трубу и пили.

— И много выпивали?

— Влияло на выход конечного продукта, — Гаибов усмехнулся.

— Тут много веселого было, — добавил он, — этот директор бывший, Корзун, он тут баньку построил областное начальство парить. Одно мероприятие заводу в полтора лимона зелеными влетело.

— Почему?

— Котельная. Одна и та же котельная обслуживает и баньку, и цеха. Когда топили баньку, давление в кохужах реакторов падало, реакция замедлялась… Обычно эти парилочки заводу в тридцать-сорок тысяч зеленых обходились, а тут у них как-то совсем не на ту стадию пришлось, реагентам это не понравилось, они возьми и вылети через лючок — и по всему цеху…

— Это когда было? При Союзе?