Камерон Уэст - Кинжал Медичи

— Реб! Прыгай!

Снизу кричали пожарные, но я смотрел на маму. Она протянула руки, сделала два шага ко мне, и вдруг дом содрогнулся. Это рухнула крыша. Горящие доски, стропила с ужасным треском посыпались вниз, унося с собой мою маму в вечность.

Я замер на секунду, затем приподнялся и прыгнул. Упал на небольшую травянистую лужайку, перевернулся, ударившись о высокий вяз рядом.

А потом шум затих, и все вокруг стало черным.

Фамилию доктора, который рассказал мне о гибели родителей, я не запомнил. У него был низкий голос и ярко-синий галстук с золотистыми морскими коньками.

— Мне очень тяжело сообщать тебе это, сынок, — прошептал он.

Я уныло смотрел на странные существа, плавающие на его галстуке, с изогнутыми хвостами, завидуя их шелковой безжизненности.

Он захватил мое лицо холодными пальцами, звучно сглотнул и еще раз мягко произнес, почти плача:

— Мне очень тяжело сообщать тебе это, сынок.

Наверное, он был очень добрый человек. Мне тогда стало его немножко жалко: ему приходится сообщать мне такое горестное известие. Впрочем, для меня это не было новостью. Мама погибла на моих глазах, а папа…

Да, родителей я уже больше никогда не увижу.

Я пробежал по коридору третьего этажа огромного коттеджа в швейцарском стиле, разбил высокое венецианское окно и оказался на заснеженной крыше как раз вовремя. Потому что через секунду сзади раздался оглушительный взрыв. Приземлиться удалось на живот, и в таком положении я продолжил путь до края крыши. Это метров десять. В лесу слева меня уже заметили и открыли прицельный огонь. Вокруг начали взрываться шиферные плитки.

Я выпрямился на долю секунды и скользнул ногами вперед по жестяной водосточной трубе. Один из тех, что в лесу, что-то громко крикнул по-русски, и тут же следом грянули два выстрела. Секция водосточной трубы треснула и полетела вниз с семиметровой высоты. Вместе со мной. В нужный момент я ее отпустил, сгруппировался и упал туда, куда нужно, — в сугроб, на ходу снимая со спины сноуборд «Супермен». А затем рванул по склону, как на финальном заезде Олимпиады. Сзади четверо запрыгнули в два снегохода, быстро завели и бросились в погоню.

Я выхватил из плечевой кобуры пистолет, направил в снегоход справа и трижды нажал на курок. Водитель схватился за грудь. Снегоход врезался в дерево и взорвался.

Но второй не отставал. Я вышел на крутую ухабистую прогалину. Метрах в семнадцати впереди стал виден желто-красный дельтаплан, стартующий с отвесной скалы. Я взял направление на него, сгруппировался, чувствуя знакомое шевеление в животе, как перед прыжком в воду с вышки. Мгновение спустя земля исчезла у меня под ногами, сноуборд полетел в пропасть, а водителю снегохода сзади пришлось резко свернуть. Он остановился на самом краю обрыва.

Я выгнул спину, вытянул руки, ударился о крыло, а потом ухватился за планку на корпусе впереди. Дельтаплан резко нырнул. Его, разумеется, можно было сразу же выправить, но я наклонился вперед и вправо, и дельтаплан вошел в штопор. Одна, две, три, четыре, пять щекочущих нервы секунд протикали, прежде чем я изо всей силы дернул летательный аппарат в направлении, противоположном вращению. Дельтаплан выпрямился и плавно полетел над затянутым голубым льдом озером.

В наушнике раздался голос ассистента режиссера:

— Боже, Реб! Что у вас там стряслось?

Я пристегнулся к корпусу дельтаплана. Руки дрожали, но не от пронизывающего холода. Это у меня такой «синдром высоты». В полете начинают дрожать руки, остаточное явление после прыжка из окна во время пожара. Людям, разумеется, об этом знать не положено.

— Вы сняли? — проговорил я в нагрудный микрофон, чувствуя отток адреналина.

— Конечно! Ты сработал блестяще. Но у шефа чуть не случился инфаркт. О штопоре вроде речи не было. Разве кто-то говорил…

— Марти, но ведь все прошло нормально, верно?

— Да, верно.

— Тогда, пожалуйста, скажи «спасибо». И что «съемка окончена». Сделай мне приятное.

— Хорошо, хорошо, — прогундосил он. — Съемка закончена. Спасибо.

— Не за что.

Все-таки получилось. Конечно, без штопора можно было вполне обойтись. Но я так решил. Уговорил Чарли, пилота дельтаплана, войти в штопор. Он, конечно, не хотел, но я поклялся, что выправлю корпус без проблем. «Подумай, как здорово это будет смотреться на экране, — сказал я. — А если что, ты всегда можешь спуститься на парашюте». Чарли не знал, что свой я оставил в трейлере.

Этот трюк снимали девять камер. Ну что ж, конец, кажется, удался. При монтаже режиссер загонит сюда крупный план героя, франтоватого и всегда невозмутимого Тома Слоуна, который галантно извинится перед красавицей, пилотирующей дельтаплан: «Извините, что явился без приглашения». Я поднял глаза на Чарли. Он показал мне большой палец, направленный вверх. Я улыбнулся.

Когда мы вернулись к съемочной группе, главный засуетился. Похлопал меня по спине, начал благодарить. Я быстро совершил обход, попрощался со всеми — ведь сегодня был последний съемочный день — и зашел в свой трейлер переодеться. Надел обтягивающую футболку, выцветшие джинсы и коричневую кожаную куртку. На ногах — сделанные на заказ битловские полусапожки. [1] Битловские полусапожки — черные остроносые полусапожки с солидным каблуком; дизайн разработан специально для «Битлз» в 1960 году известной фирмой Anello & Davide; до сих пор пользуются большим спросом у продвинутой молодежи. — Здесь и далее примеч. пер .

Вышел и сразу натолкнулся на продюсера, стройную женщину по имени Роунда, рыжую, с полными чувственными губами. А с ней Том Слоун, исполнитель главной роли, звезда первой величины.

Мы с Томом очень похожи — темные вьющиеся волосы, карие глаза, одинаковая комплекция. Вот почему я часто выступаю его дублером.

Увидев меня, Том вспыхнул своей знаменитой улыбкой.

— Боже, Реб, как ты это сделал?

— Очень просто, — ответил я, пожимая плечами. — Разве можно было допускать, чтобы тебя убили?

— Сработано хорошо, — согласилась Роунда. — Очень по-мужски. Но штопор… Реб, ты когда-нибудь думал об опасности?

— Я не совсем понимаю, что это такое, — ответил я, выдавливая улыбку.

Она рассмеялась.

— Ладно, пошли отметим.

— Не могу, надо ехать домой. Оставил в стиральной машине несколько полотенец.

Том повернулся к Роунде:

— Что за полотенца? О каких полотенцах он говорит?

Садясь в свой потрепанный серебристо-голубой «ягуар», я слышал, как Роунда его успокаивала:

— Не обращай внимания. Эти каскадеры… они все немного с приветом.

По дороге я остановился в первом удобном месте. Откинул голову на спинку сиденья.