Кирилл Казанцев - Тебе конец, хапуга!

Сюжет сцены ночных натурных съемок был прост. Немцы, расположившись в вагонах и на грузовых платформах, медленно движутся по железной дороге. Стволы пулеметов и «шмайсеров» смотрят во все стороны, оккупанты страшно боятся появления мстителей. Ну и, конечно же, по закону киносюжетных спекуляций эти самые партизаны и появляются. Движутся они навстречу паровозу, дружно качая рычаг дрезины, груженной динамитом. Паровоз и дрезина мчатся навстречу друг другу. В последний момент партизаны спрыгивают, дрезина сталкивается с паровозом, и динамит красочно взрывается. После чего следует ожесточенная перестрелка между уцелевшими карателями и бесстрашными партизанами.

Особых сложностей не предвиделось – обычная массовая сцена со стрельбой и взрывами. Подготовку к съемкам начали после обеда. В график укладывались. К вечеру тепловоз все еще таскал по ржавым рельсам паровоз с вагонами, ассистенты режиссера с секундомерами в руках замеряли время, необходимое для прохождения участка съемок. Машинист при этом безбожно матерился, потому как не привык работать в таких условиях. Скрипела груженая дрезина, оператор отрабатывал точки съемки. Пиротехник тем временем делал контрольные взрывы. Вдоль путей, мирно общаясь, прохаживались статисты, переодетые карателями и партизанами. Новенький лихтваген урчал дизелем, осветители расставляли софиты и юпитеры.

Карпов важно восседал на сколоченном из досок помосте в своем раскладном походном кресле и шелестел страницами режиссерского сценария. Ларин выждал момент, когда Владимир Рудольфович с задумчивым видом поднимет голову от бумаг, и поинтересовался:

– Все в порядке?

– Да-да, – рассеянно пробормотал Карпов. – Ты ничего не забыл. Самое главное в нашей профессии – собрать стоящий коллектив, в котором можно положиться на людей. Тогда не приходится всех и вся контролировать, и люди сами делают свое дело. Когда мне тебя порекомендовали, – Карпов сделал театральную паузу, явно намекая на то, что Андрей был навязан ему людьми Дугина, – я уж грешным делом подумал, что ты будешь обузой. Но теперь честно могу признаться, что более профессионального линейного продюсера в жизни у меня не было.

– Я всегда привык делать порученную мне работу оперативно и без проблем, – скромно проговорил Ларин.

– Ты Пефтиева видел?

– Встречался, – уклончиво ответил Андрей, не вдаваясь в подробности.

– Как, по-твоему, будет из него толк для отечественного кинематографа? Вложится ли он в новый фильм?

– По-моему, клиент созрел.

– А чего ж тогда сам не приехал? – поморщился Карпов, поглядывая на одиноко стоявшую у машины Асю Мокрицкую.

В автомобиле откровенно скучал личный водитель Пефтиева.

– Проблемы у него какие-то возникли. Бизнес-то серьезный.

– Хорошо, Андрей. Все ты сделал как надо. Можешь теперь и побездельничать. Механизм ты отладил, шестеренки работают. Иди, развлекай даму, если есть настроение. А если нет, езжай отдыхать.

– Видно будет. Удачных съемок, – пожелал Андрей, покидая режиссера.

Тот вздохнул, поднес ко рту мегафон и призвал группу:

– Внимание! Через десять минут начинаем прогон сорок восьмого эпизода…

Ася Мокрицкая выглядела сегодня поскромнее, чем обычно. Вместо короткой юбки надела джинсы, рыжие волосы стянула на затылке в пучок. Ее даже сразу было и не узнать.

– Привет, – фамильярно поздоровался с ней Андрей.

– Привет, – так же фамильярно ответила Ася; правда, это прозвучало скорее мило, чем нагло.

– Сегодня вы одна? Без друзей?

Мокрицкая тряхнула головой. Жест был явно рассчитан на то, чтобы эффектно разлетелись-вспорхнули ее рыжие волосы. Молодая особа определенно не привыкла носить сегодняшнюю прическу.

– Да ну их к черту, таких друзей. Честно говоря, я Мандрыкина на дух не переношу, хотя он временами, как и все геи, бывает забавным.

– Ну а Пефтиев? – осторожно поинтересовался Ларин.

– Тоже урод порядочный, – нелестно отозвалась о главе дорожно-строительного холдинга Мокрицкая. – Поругались мы с ним вусмерть после той пьянки.

– Поругались – помиритесь, – предположил Андрей.

– Не думаю. Скучный он. Вот мне после школы отец сразу начал в мозги вбивать, что я должна бизнесом заниматься. А ведь это совсем не мое. Он меня и с Пефтиевым познакомил, прямо как сводня какая-то. Сперва мне Владлен понравился – солидный, костюмы носить умеет, а это редкость для сегодняшних мужчин. Но у него в голове только деньги, только прибыль, – сказав это, Ася приставила к вискам указательные пальцы и покрутила ими, словно хотела прокрутить в черепе две дырки. – С ума сойти можно.

– Серьезная ссора?

– В личном плане – да, – разоткровенничалась Ася, не скрывая своих симпатий к Андрею. – Я даже в другую гостиницу переехала. Не могу видеть этих бандитских рож, которые возле него крутятся. А вот по работе придется ему со мной смириться.

Заслышав о «бандитских рожах», Ларин сразу понял, о ком идет речь. Несомненно, имелся в виду Юра Граеров.

– Может, все-таки вам с ним придется смириться? – улыбнулся Ларин.

– Нет, именно ему со мной. Он моего отца боится, потому и не стал выпендриваться, когда я его к черту послала, – сказав это, Ася спохватилась. – Да что мы все о скучных вещах говорим? Вот кино – это совсем другое дело, это искусство. Я еще с детского садика мечтала актрисой стать. Даже в школьной самодеятельности выступала. Мы свою киностудию организовали. Глупо, конечно, по-детски все было. Но фильмы снимали. Даже теперь я иногда эти записи просматриваю. Ну а потом отец мне запретил этим заниматься – мол, глупости.

– До сих пор мечтаете актрисой стать?

– Мечтаю, – призналась Ася и, к удивлению Ларина, даже немного покраснела, чего от нее он никак не ожидал.

Оказывается, когда эта избалованная и взбалмошная особа говорила о сокровенном, то чувства ее оказывались неподдельными.

– Может, вы не слышали; Владимир Рудольфович сказал мне, что у меня киногеничная внешность.

– Что ж, вполне может быть. Он профессионал, ему виднее, – не стал огорчать Асю Ларин, хотя понимал, что Карпов подобными комплиментами разбрасывается налево и направо, женщины очень чувствительны к таким вещам.

Солнце уже ушло за горизонт. Исчезли резко очерченные тени. Деревья, трава стремительно теряли свой цвет. Все становилось черно-белым, и черного с каждой минутой делалось все больше и больше.

Громогласно вещал в мегафон Карпов, гудел двигатель тепловоза, каратели, сидя в вагонах и на платформах, старательно изображали испуг и водили стволами из стороны в сторону. Скрипела ржавая дрезина, партизаны спрыгивали с нее, катились под откос. Затем шла отчаянная перестрелка холостыми. Главный заряд, установленный на дрезине, пока не подрывали – репетировали.