Алексей Котрунцев - Последний грех

Все, что опустил в своем письме помощник Шерифа, Макс узнал на страницах новостных сайтов штата. «Жестокое убийство с ночным пожаром», «Убийца поджарил жертву», «Кто убил беднягу Фоссета?» — заголовки говорили сами за себя. Как оголодавшие дворняги, журналисты смаковали происшествие, в подробностях описывая детали. Мужество огнеборцев, циничность убийцы, таинственное исчезновение сына погибшего — статьи практически повторяли друг друга. Но некоторые содержали кое-что интересное.

«Похоже, погибший Ричард Фоссет — личность явно не та, за которую себя выдавал. В прошлом Фоссет носил другую фамилию и проживал в штате Юта….»

«По некоторым данным, покойный мистер Фоссет в прошлом имел трудности с законом. Он предпочел скрыть это, сменив имя и место жительства. Но, видимо, он недооценил последствий прежнего образа жизни. Криминальное прошлое не отпустило его. В результате, Ричард Фоссет — мертв, а его сын — студент колледжа Макс Фоссет бесследно исчез. Не исключено, что он тоже разделил участь своего отца. Сейчас все силы полиции брошены на розыск Макса, но результатов он пока не принес.

Имел ли исчезнувший сын отношение к убийству отца, в Департаменте Шерифа не комментируют. Но, безусловно, его показания смогли бы дать ключ к раскрытию этого преступления».

Внизу статьи прилагались небольшие фотоснимки Макса и покойного Ричарда.

Дочитав статью, Макс откинулся на спинку стула и сделал глубокий вдох. «На сегодня, пожалуй, хватит. Пора заняться делом. Все равно ничего нового».

Русскоязычный поисковик, на заданные три слова — «Москва. Оружие. Магазин» вывалил все, что было нужно — описание, адреса и даже цены.

Макс искал оружие. И где его взять, кроме, как в оружейном магазине, Макс не представлял. Конечно, стволом проще всего было обзавестись в штатах. Конституция гарантировала каждому право на самооборону. Проблема заключалась в другом. Проверка в аэропорту исключала пронос оружия на борт. Рисковать Макс не хотел, поэтому и намеревался купить пистолет уже на месте, в Москве. Только вот уверенности в успехе задуманного не было. Законодательные условности шансов на легальное приобретение не давали, а связей нужных у него не было. Впрочем, Россия имела свои особенности. Железный порядок и законопослушание не входили в их число. Во всяком случае, так было, когда он уезжал. Потому, надежда была вполне оправдана.

… Середина 90-х.

Пустой фургон, как разбитая арба, подрыгивал на каждом ухабе и угрожал вот-вот развалиться. Содержимое его ржавого брюха перекатывалось от стенки к стенке, билось и многократно увеличивало вероятность этого развала. Но фургон держался.

Максим очнулся первым. Глубокий ухаб, а, может, пригорок, отрыжкой отозвался в автомобильной рессоре и эхом отозвался в его изможденном теле. Мальчик вздрогнул, непроизвольно вскрикнул и открыл глаза. Вокруг было темно. Если бы не щели и мелкие дыры, пропускавшие свет, увидеть что-то вовсе было нереально. А так, кое-что было заметно. И главное, он увидел Пашку. Тело друга находилось напротив, у противоположной стены. Мальчик лежал лицом вниз. Жив он был или нет — Максим не знал. Он и сам не был уверен, что жив — тело болело так, что, казалось, лучше умереть. Он пошевелил пальцами, они шевелились. Согнул в коленях ногу, потом другую — все работало. Но встать не получалось. Нашпигованное, словно тысячью иголок, тело болело и разрывалось на части. Он медленно привстал, поднял голову, но очередная колдобина заставила грохнуться вниз. Стараясь упасть ближе к Пашке, Максим провернулся и больно стукнулся плечом о стенку. Сил на крик уже не было. Он откинулся на спину и затих. Отняв силы, боль забирала и сознание.

Когда он пришел в себя, они все еще ехали. Губы выпустили хрип: «Пашка». Потом еще: «Паш». Приятель не отзывался. Вытянув до упора руку, Максим нащупал лицо, ноздри, сжал. Несколько секунд Пашка не реагировал, потом заворочался, будто просыпаясь, и отдернул его руку.

— А-а…

— Паш, ты — живой?!

Пашка открыл рот, а затем и глаза.

— А-а-а! Су-у-ки!

Как раненый медвежонок, он замычал и ударил пустоту.

— Паш, да заткнись ты! Чего орешь?

Но Пашка не слышал — ревел и сучил ногами. Максим сложил пальцы в кулак и легко ткнул друга в нос. Тычок вышел не сильным, но действенным. Пашка замолк, схватился за нос и повернулся к Максиму.

— Кто здесь?

— Я!

— Макс, ты что ли?

— Я. Я!

— Ты чего?

— А ты чего?! Что орешь?! Меня вон тоже отмесили и, ничего — молчу.

Пашка огляделся и попробовал приподняться, но сделать это было непросто.

— Бля-я-я! Кажись, все кости переломали.

— Не хнычь, в больничке соберут. Лафа с собой?

— Не знаю.… Сейчас посмотрю.

С трудом, перевернувшись на спину, Пашка сунул руку в карман. Секунды поисков казались вечностью.

— Есть!

Пашка вытащил клей и слабо помахал им в воздухе.

— А пакет?

— Пакет у Пыхи остался.

— О, бля — попадалово.

— Ладно. И так сойдет.

Открутив крышку, Пашка сунул тюбик в ноздрю. Клей, как шилом, резко кольнул сознание. Будто растворяя в своем яде адскую боль, приятно дурманил и расслаблял. Лицо Пашки — изможденное, грязное, избитое приобретало умиротворенность. Максим этого не видел, лежал на спине и ждал свою порцию кайфа.

— Мне дай.

— Погоди, еще разок.

— Хорош. Что ты тянешь?! У меня все ребра гудят, сломали конкретно, а ты тягу дыбануть не даешь!

Максим дотянулся пальцами до тюбика и дернул на себя. Быстро сунул его в нос и с силой втянул пронизывающий запах. У-ух! С пакетом, конечно, было шикарнее. Но и без того дурман, щекоча ноздри, побеждал боль. Будто склеивалась вонючими ароматами, она отступала, уходила на второй план. Мальчик прислонил голову к стенке и закрыл глаза. Кайф!

Фургон опять тряхануло так, что загремели все кости, но теперь ему было все равно. Боли почти не было, тупым эхом отдаваясь где-то внутри, она больше не беспокоила. Зато темнота ржавого саркофага неожиданно окрасилась в яркие краски.

— Паш, ты это… извини.

— Чего — извини?

— Да, я ж, вроде, как вас подставил. Сам влетел и, вам перепало.

— Да ладно. Проехали.

— Будешь еще? — Максим протянул клей.

— Давай.

Тюбик опять поменял хозяина, но качеству не изменил: царапал и пьянил.

— Ты чего-нибудь помнишь? — Пашка немного оживился. — Как мы тут оказались?

— Не знаю. Везут куда-то.

— Я немного помню. Вроде, за нас мужик какой-то заступился. Он на машине был — наверное, подобрал.

— С чего ты взял?!

— Да он этим уродам втюхивал, что в приют какой-то продукты возит. Ну, и нас, типа, туда.

— Ни фига себе — попадалово, — слова у Максима выходили медленные, растянутые. — Не-е, в приют нам нельзя. Оттуда опять в детдом отправят… а я… не хочу.