Владимир Митрофанов - Охотники на «кидал», или кооператив сыщиков

Секретарше Алене тоже вдруг приспичило поехать на дачу к ребенку, у котоого поднялась температура. Вот-вот должен был прийти недавно вышедший из больницы Хорь, но тоже где-то застрял. Тут он услышал шаги в коридоре. Наконец-то! Тут в кабинет заглянул голубоглазый парнишка.

— Какого хера тебе тут надо? — уставился на него Титаренков. Он Ванечку раньше в глаза не видел, хотя что-то забрезжило: ребята говорили про какого-то такоо, но этот был слишком юного вида.

— Вы господин Титаренков? — спросил голубоглазый.

— И что с того?

Парнишка без спроса сел на стул.

— Есть дело.

— Какое, блядь, у меня с тобой может быть дело? — Титаренков начал закипать. «Ну, где же Хорь? Где все?»

Парнишка, между тем, продолжил:

— Помните, вы девушку захватили себе на дачу. Это была наша подруга. Мы просто ее забрали назад. Предлагаю разойтись без претензий! Короче, отвалите!

Только закончив речь, Ванечка поднял глаза и рассмотрел Титаренкова.

Титаренков был страшен в гневе. Он был ненормально загорелый, и у него были вставные передние зубы с оттенком синевы. Ванечка смотрел только на них. Он словно окаменел — не мог пошевелиться.

— Эй ты, слушай сюда, пизда с ушами, смотри мне в глаза! — Титаренков схватил Ванечку за уши, да так, что в них что-то треснуло, и притянул к себе. Ванечка побагровел. Щеки его, и так-то румяные, вообще стали малиновыми, и уши тотчас запылали. Титаренков еще чего-то орал прямо Ванечке в лицо, обдавая запахом зубной гнили, табака и вчерашней водки, потом вдруг осекся, замолчал, опустил глаза и ужаснулся: морской кортик с желтой костяной рукояткой торчал у него прямо из сердца. Потом глаза его закатились, он захрипел и, закинув голову, повалился назад, неестественно вывернув ноги.

Ванечка потер уши. Они горели огнем и сильно болели. Потом наклонился к Титаренкову, задрал ему веко: зрачки были широкие и на свет не реагировали. С некоторым усилием вытащил из тела кортик. Захватив в горсть рубашку, вытер лезвие, сунул оружие в пластиковый пакет, положил обратно в сумку. Кортик было жалко.

И тут снова внезапно, как и тогда на даче, появился Хорь. Может, получил звонок от Титаренкова. Был он вполне бодр, хотя имел на темечке багровый шрам, хорошо заметный в неотросших волосах. Мелько взлянув на присуствующих он прямиком направился в кабинет. Туда же за ним, не сказв ни слова, пошел Ванечка. Кот остался в приемной.

Он услышал гул, грохот, треск, движения, вскрики. Там, за дверью, творился страшный ритуал смерти, в котором священнодействовал ангел смерти Самаэль. Буквально в две минуты все было кончено. Как только стихло, из комнаты появился Ванечка с одышкой, лицо его было в поту и в красных пятнах, как после парилки.

— Есть чего-нибудь попить? — спросил он.

Кот трясущимися руками протянул ему бутылку с минеральной водой.

Ванечка, с шипением отвернул пробку и, задрав голову, сделал несколько больших глотков. В абсолютной тишине было слышно, как с бульканьем вливается ему в глотку вода и тикают часы на стене. Кот, забрав недопитое, тоже начал пить. Горлышко колотило ему по зубам. Вода лилась по подбородку и капала на грудь.

Хорь из комнаты так и не появился.

Шора за это время видели случайно только один раз — возле «Гинзы». Сидели в машине, ждали Спичечную Голову. Там у него были какие-то переговоры. Привратник открыл дверь. Сначала оттуда вышел по обыкновению с тухлой рожей господин Шор. Потом появилось что-то большое, вроде бегемота на задних ногах.

— Кто это? — изумился Кот.

— Его охранник.

— Ни хуя себе, такая глыбища мяса! Его и битой не пробьешь и даже не застрелишь! — загрустил Кот. — Нам их никогда не победить. Они хорошо питаются.

— Чего предлагаешь?

— Надо Шора гасить, а то он вот-вот свалит в Англию, и там нам его не достать. В Англию без визы фиг въедешь! Я поначалу думал, что можно как-нибудь через Париж и потом на поезде через туннель под Ла-Маншем просочиться, но, говорят, паспорта точно проверяют при покупке билета в Париже и еще в Лондоне на выходе с вокзала. И там повсюду камеры. Нас всяко вычислят. К тому же получать английскую визу долго и непременно, неизбежно засветишься. Короче, дело швах. Надо здесь его стрелять, а у него джип бронированный. А чтобы он не ездил на нем выстрели ему из «Взломщика» по мотору. Второго броневика у него ведь точно нет! — предложил Кот.

— Да он тут же в этот же день в Англию и свалит, черт лысый!

— И хер с ним! Тогда тогда у нас нет проблем! Надеюсь, нукеров своих ближайших заберет туда же, а другим на нас наплевать.

— Он в любом случае не отступится. Для него в Англию слетать, как для тебя на дачу съездить. Он и оттуда руководить будет. У него только одни наручные часы стоят полтора миллиона рублей! А нас за эти деньги можно убить раз десять, а то и больше. Надо его грохнуть. Никому другому из его шайки до нас дела нет!

Надо было бы выяснить распорядок жизни Шора. В обычной жизни люди придерживаются довольно четкого графика.

Алешин однажды рассуждал по этому поводу:

— Все люди, да, пожалуй, и животные тоже (вспомните миграцию на юг и тягу к родному гнезду), подвержены некоему довольно жесткому распорядку жизни. У человека работающего этот порядок очень четкий, да и у неработающего он есть тоже. Приведу собственный пример. На работу мне к девяти, опаздывать никак нельзя, поскольку я провожу ежедневную планерку, а живу довольно далеко. Встаю я ровно в шесть часов. Точнее, в шесть срабатывает будильник. Какое-то время я лежу с закрытыми глазами, в шесть минут седьмого сажусь на кровати, а в девять минут с усилием встаю, уже сердясь на себя, что затягиваю, но каждое утро получается всегда одно и то же. Примерно в 6.14 я выхожу из дома на пробежку. Когда пробегаю мимо автобусной остановки, там всегда стоит толстяк в очках, в плаще и в берете, и в этот самый момент подходит автобус, куда толстяк и садится, а в дальнем конце аллеи тут же появляется мужик в вязаной шапочке, идущий дурацкой спортивной ходьбой, совершенно, извините за выражение, по-блядски вихляя бедрами. В определенном месте мужик останавливается и отхаркивается. Это повторяется изо дня в день и минута в минуту, избежать я этого не могу, постепенно я начинаю его ненавидеть. Когда я возвращаюсь домой в 6.40, то слышу лай на пятом этаже: это выводят гулять Мишеля — совершенно безумного пса, который принадлежит инвалиду-колясочнику, но если идти, не тормозя, то можно попасть так, что ты поднимаешься на маленьком лифте, а инвалид с беспрестанно и оглушительно лающим Мишелем спускается вниз на грузовом. Потом я принимаю душ, бреюсь, завтракаю (обычно одним и тем же — гречневая каша и два яйца). Когда я иду на стоянку за машиной, из ряда напротив задом начинает выезжать «Ниссан-навара», а на ближайшем к дому перекрестке на старых «Жигулях» опасно разворачивается какой-то бородатый дед, явно раскольник. Причем все это повторяется постоянно изо дня в день за редким исключением. Такая предсказуемость и есть основа работы для киллеров и других злодеев. Долгое время они следят за объектом, высчитывают этот ритм, сопоставляют с ритмом других людей, перемещающихся в параллельных пространствах (например, тетка в голубой куртке, выгуливающая белую собаку, растрепанный работяга, всегда спешащий и уже и с непременным пивом в одной руке и сигаретой в другой), встраивают туда себя, выстреливают в нужный момент и уходят. Конечно, возможны и неожиданности, но они являются частью риска этой работы, за которую киллерам и платят большие деньги.