Георгий Ланской - Пуля

Выйдя на улицу, я бдительно огляделся по сторонам, что далось мне весьма нелегко. Меня зашатало. С трудом справившись с головокружением, я оглядел улицу на предмет патрулей. Милиции не наблюдалось, что меня порадовало. На тот момент я сильно смахивал на пьяного или обколотого. Не хватало только загреметь в вытрезвитель или даже больницу. В моем положении этого допустить было нельзя. Я знал, что я нахожусь на другом конце города. Теперь мне требовалось добраться до дома.

Времени это заняло довольно много, несмотря на то, что окольными путями и напрямик до моего района можно было добраться за полтора часа. Рассуждая логически, домой мне соваться было нельзя. Ни к чему допускать слухи о сбежавших из морга покойниках. Но идти мне особо было некуда. Да и потом, моя квартира — это самое подходящее место, где я могу отлежаться. Именно там у меня спрятаны деньги. Есть надежда, что менты их не нашли. Только вот напролом лезть не надо.

Как я и предполагал, квартира была опечатана, но меня это не смутило. Я живу на втором этаже, и забраться на балкон по решеткам лоджии первого этажа для меня было не слишком трудно даже в моем теперешнем состоянии. Отец собирался застеклить наш балкон, да так и не успел. Теперь это обстоятельство сыграло мне на руку. Балконная дверь была заперта, но меня уже не могло это остановить. Я выдавил стекло, стараясь делать это как можно тише. Получилось неважно. Стекло с сухим хрустом посыпалось внутрь. Я открыл дверь и вошел внутрь. Солнце уже выбросило первые лучи из-за горизонта. Следовало поторопиться, пока на улице не появились ранние прохожие и собачники.

Я влез в квартиру. Под ногами хрустело битое стекло. В квартире царил беспорядок, но я старался не обращать на него внимания, как не обращал внимания на контуры человеческих тел, обведенные мелом. Сейчас меня занимало только одно — нашли ли милиционеры спрятанные деньги. Я аккуратно вскрыл тайник в ванной комнате, и мое сердце на миг потеплело. Деньги были на месте, как и загранпаспорт и еще кое-какие бумаги. Я выгреб все и пошатываясь, пошел в спальню. Остатки сил покинули меня. Там я упал на кровать и мгновенно уснул, уже не вспоминая о том, что в квартире была убита вся моя семья.

Когда я открыл глаза, занимался рассвет. Я долго не мог сообразить в чем, дело, а потом воспоминания вновь нахлынули на меня. Я оторопело смотрел на поднимающееся солнце, не понимая, как это я умудрился выспаться за считанные минуты. И только потом пришла спасительная мысль, что, по-видимому, я проспал сутки.

Я встал с постели и поморщился: голова по-прежнему болела, хотя уже не так сильно. Я включил телевизор. Убавив звук до минимума. Диктор приятной наружности объявила, что сегодня шестнадцатое июня. Я медленно осел на пол. Леха пришел ко мне девятого. Интересно, сколько же я провалялся в морге? И сколько суток проспал на самом деле? Неожиданно мне стало смешно. Я упал на ковер, валяясь от истерического смеха, который незаметно перешел в слезы. Диктор, с невероятно серьезным лицом, что-то упомянула о прошедшей недавно трагедии. Электричка столкнулась с грузовым поездом по вине пьяного дежурного. В морге до сих пор лежит множество неопознанных тел. Я все смеялся. Вот почему в морге было столько трупов!

Сколько я так провалялся — не могу сказать. Я пришел в себя, осознав, что лежу на ковре и смотрю в потолок. Мне было очень плохо, но я уже мог здраво рассуждать. Мне был необходим план действий.

Я встал и начал методично рыскать по квартире, собирая в сумку необходимые мне вещи. В огромное синтетическое нутро полетела куртка-ветровка, спортивный костюм, пара джинсов, свитер, белье. Последними я упаковал несколько любимых компакт-дисков и CD-плеер. Поздно вечером, когда уже совсем стемнело, я сунул за пазуху семейную фотографию и вышел на балкон. Во дворе было тихо. Впервые я порадовался, что местная шпана побила лампочки у дворовых фонарей. В полной темноте, я спустился вниз и вышел со двора, закинув на плечо сумку. Я шел по улице, выбирая места потемнее. Не хватало еще встретить каких-нибудь знакомых! Идти особо мне было некуда, точнее, было всего одно место, где я мог безбоязненно отлежаться и составить план действий. Я шел к Дрюне.

Дрюня служил со мной в армии. Точнее говоря, мы прослужили вместе всего три месяца. Он был моложе меня почти на два года. Я уже готовился уходить на дембель, а Дрюня только пришел в нашу бригаду. Поскольку он был моим почти единственным земляком, мы быстро сдружились. Я искренне к нему привязался, поскольку Дрюня был крайне интересным человеком.

Настоящее имя его было Андрей Рифель. Его отличительными чертами был исключительный пофигизм и странная нелюбовь к еде. Сосиски он варил таким образом: насыпал их в дуршлаг и ставил его под горячую воду. Пельмени он вынимал из кастрюли, едва они всплывали. Если я приходил к нему, то старался не есть, или довольствовался бутербродами. В их семье ходила история из детства Дрюни, когда его мать звала его к столу. "У-у-у, опять есть, вчера ели, сегодня уже ели, и опять есть…", — недовольно отвечал он. Мне это было непонятно, и всегда развлекало. Дрюня отличался невероятной худобой, и иногда сквозь него можно было увидеть рисунок на обоях. Удивить Дрюню было практически невозможно. Своим характером он сильно смахивал на флегматичного ленивца, который ел, что видел, спал, где придется, мылся от случая к случаю, преимущественно под дождем и прочее, прочее, прочее…

В последнее время Дрюню я видел редко. Он съехал от родителей и жил в однокомнатной хрущевке. Работать он не хотел, и на жизнь зарабатывал весьма странным образом — торговал оружием. Где он его брал — оставалось для меня загадкой, но у Дрюни легко можно было найти и простенький ПМ и экзотический "Кольт" сорок пятого калибра и едва ли не складной вертолет. Дрюня мог достать все что угодно, были бы деньги. Именно к нему я сейчас и шел за помощью.

Застать Дрюню дома ранним утром были все основания. Около его дома я долго оглядывался по сторонам, прежде чем войти в подъезд. Неподалеку по асфальту бежал пенсионер-физкультурник с чахлой бородкой. Невиданной ранней пташкой выглядел бомж, роющийся в мусорных баках за домом. Найденный бутылки замурзанный страшилка складывал в не менее замурзанный пакет с надписью "стиль жизни". Я вошел в дом и направился к дрюниной двери.

Звонить пришлось достаточно долго. С утра Дрюня обычно бывал дома и спал до обеда. Днем и вечером застать его дома было сложнее. Наконец, за дверью послышались шаги. Замок щелкнул и передо мной предстал Дрюня в одних трусах в пошлый розовый цветочек и невероятно лохматой головой.

— Здорово, Пуля, — поприветствовал он меня. — Проходи.