Дмитрий Харитонов - Репортаж не для печати

– Что ты будешь делать в Германии? – поинтересовался я у Питера, чувствуя как теплая волна разливается

по всему телу, снимая накопившееся за день напряжение. – С кем интервью?

– С мэром Штутгарта.

Я уставился на него.

– С каких пор ты делаешь паркетные сюжеты? Неужели в нашей телекомпании нет людей, чтобы задать парочку вопросов клерку из Штутгарта? И ради этого переться через океан?

– Ради встречи с этим человеком стоит переться, как ты говоришь, на другой континент.

– Как его зовут?

– Манфред Роммель, – отчеканил Питер.

У меня интригующе засосало под ложечкой.

– Не родственник ли гитлеровского фельдмаршала… Постой. Как его.,- я наморщил лоб, пытаясь вспомнить. -… Эрвина Роммеля.

– Абсолютно верно.

Моя рука со стаканом виски застыла в воздухе, так и не добравшись до пункта назначения – жаждавшего огненной воды горла. Я опустил стакан на стол. Затем я напомнил Питеру один забавный анекдот: «По необитаемому острову, затерянному где-то в океане, бредет человек с бородой до колен. Вдруг из пены прибоя появляется женщина необыкновенной красоты.

– Давно здесь? – сочувственно спрашивает она.

– Уже лет двадцать.

– Когда ты последний раз пил виски?

– О-о-о, двадцать лет назад.

Она расстегивает молнию на рукаве своего гидрокостюма, достает фляжку и протягивает ему. Он делает огромный глоток.

– А сигарету когда последний раз выкурил?

– Двадцать лет назад.

Она расстегивает карман на другом рукаве и протягивает ему пачку «Мальборо». Он жадно затягивается.

– А самое-самое приятное ты когда последний раз делал? – строя глазки, кокетливо спрашивает она.

– Двадцать лет назад, – с глухим стоном роняет он. Женщина после его слов медленно начинает расстегивать молнию на груди.

– Не может быть! – восклицает несчастный. – Неужели у тебя там поместились клюшки для гольфа?»

Я закончил говорить и, поблуждав взглядом по бару, вновь остановил его на Питере.

– Виски на сегодня хватит, – предупредил я его. – А то завтра будет головная боль, если перебрать.

– А что у нас будет завтра? – спросил Питер, заранее предвкушая мой ответ.

Я не подвел его ожидания.

– Нудный перелет в Германию. Вряд ли можно надеяться на партию в гольф с мэром Роммелем. Но кое-какие вопросы я хотел бы ему задать.

1

Когда я с неослабевающим интересом неоднократно смотрел сериал про Индиану Джонса, с великолепным Гаррисоном Фордом в роли неутомимого археолога, отправляющегося навстречу захватывающим приключениям и вступающего в схватку с гитлеровцами за обладание священными реликвиями, то каждый раз вспоминал книгу, изданную журналистом Луи Павелем и известным химиком Жаком Бержье. Она называлась «Утро магов».

В ней авторы задавались вопросом: каким образом в двадцатом веке, в Германии – одной из самых великих и цивилизованных стран мира, стало возможно коллективное сумасшествие миллионов людей? Еще вчера со слезами умиления на глазах слушавших концерты Бетховена в органных залах, а сегодня уже готовых зверски убивать, мучить, гонять в рабство десятки миллионов мужчин, женщин, детей и стариков. Откуда эта странная готовность добровольно отказаться от многочисленных личных свобод и маршировать в колоннах факельных шествий, сжигать в пламени костров книги вчерашних кумиров.

Неужто прав был Гитлер, однажды обронивший красноречивую фразу: «Какое счастье для правителей, что люди не думают»?

И какой смысл заключен в лаконичном выражении красавца Бальдура фон Шираха, выходца из древнего аристократического рода, получившего прекрасное и фундаментальное образование: «Мы просто верили-.»?

Бывший ефрейтор и неудачник вознесся к упоительным вершинам абсолютной власти в результате невероятного, беспрецедентного стечения обстоятельств. Перед ним с завораживающей легкостью спасовали лучшие политики и утонченные дипломаты Германии, покорно уступив власть и могущество.

Что говорить о простых людях, если один из приближенных фюрера, бывший имперский министр вооружений и боеприпасов, Альберт Шпеер с изумлением признавал:

– Я с ужасом вспоминаю леденящие душу картины, которые мы видели на Нюрнбергском процессе. Материалы обвинения дали доказательства массовых расстрелов и уничтожения газом людей, которые я никогда не забуду. И все же, когда цепь этих картин проходит передо мной, я замечаю, что в глубинах моего сознания они порой вытесняются картинами иными – радости, идиллии Шпеер двенадцать лет провел за высокими стенами трехэтажной кирпичной тюрьмы Шпандау. Вокруг нее находились два дополнительных ограждения из колючей проволоки высотой в три метра, одно из. которых было под током высокого напряжения. В камере, где до него находились немецкие политзаключенные (начиная с тридцать третьего года), он написал мемуары, где признавался:

– Все сильнее и отчетливее проявляются у меня в памяти черты в лице Гитлера. И я спрашиваю себя: как ты мог так долго быть с ним плечо к плечу и не разглядеть их? Но понять это становится трудно, почти невозможно, когда я вижу перед глазами еще и сейчас сцены энтузиазма, связанные с Гитлером, который, со своими заманчивыми призывами и грандиозными планами, был гигантской личностью в глазах немцев.

Узник бывшей прусской военной тюрьмы Шпандау упоминал об одном из путешествий по Германии, которое они совершали вместе с фюрером. Это было летом тридцать шестого года. Тогда Гитлер, сидевший рядом со Шпеером на заднем сидении роскошного с открытым верхом «Мерседеса», полуобернувшись к нему, сказал:

– В машине я чувствую себя относительно безопасно на случай покушений. Относительно безопасно, – повторил он и Шпееру показалось, что Гитлер буравит его глазами, отчего у него по спине выступает липкий противный пот. – Даже полиция не информирована, когда, куда и с какой целью я отправляюсь. Покушение нужно планировать задолго, время и цель поездки должны быть

известны преступникам.

Шпеер возразил и удивился сам тому, с какой дрожащей интонацией прозвучал его голос.

– Мой фюрер, – сказал он, стараясь выдержать пристальный взгляд Гитлера и не дрогнуть, не отвести глаз в сторону, – народ любит своего вождя.

Гитлер резко, почти грубо оборвал своего министра.

– Снайперы. Я боюсь, направляясь однажды на митинг, пасть от пули снайпера. Гарантировать себя от такой возможности нельзя Поэтому лучшей защитой все же остается воодушевление людской толпы. Если кто-нибудь попытается применить оружие, то будет тут же повержен присутствующими и забит до смерти.

Шпеер не мог понять, почему фюрер решил отправиться с ним в монастырь Банц, к которому они приближались. Стиль «барокко» нисколько не соответствовал вкусам Гитлера. Но, когда перед ними предстал величественный монастырь, то монументальность сооружения вызвала безграничный восторг фюрера. После осмотра помещений он углубился в одну из келий монастыря, пригласив настоятеля для беседы. Шпеер находился в соседней комнате, дверь была неплотно прикрыта, и Альберт краешком уха уловил слова, донесшиеся из кельи…