Эльмира Нетесова - Закон - тайга

Вскоре к нему начали пускать посетителей. Сначала не разрешали задерживаться подолгу. Потом скучать не пришлось. Все Трудовое мужика навестило. Кроме фартовых и Дарьи.

Даже участковый наведался. Долго смеялись они с Тимкой: хотел хозяин тайги фартового сожрать, но подавился пулей.

— А ведь не фартовый я больше, — сказал, просмеявшись, Тимоха.

Участковый сразу посерьезнел:

— Всерьез завязал? Иль только на словах?

— Меня даже из закона вывели.

— Это я знаю. Но выведенные из закона до смерти ворами остаются, — вздохнул участковый.

— Не знаю, кем я сдохну. За это не поручусь, но в «малину», к фартовым, уже не приклеюсь.

— Если бы твои слова правдой были!

— Я ж не обещание даю. Так уж оно склеилось. Фартовые — из закона, а медведь окалечил. Говорят, теперь туго мне придется. Что этого медведя всю жизнь буду помнить.

— Это ты мне брось. Я вашего брата знаю. Говорят, что на собаках все мигом зарастает. Так вот они в срав-

нении с фартовыми ничто. Уж как меж собой законники дерутся, мне рассказывать не стоит. До смерти. А через день глянешь: живы-здоровы, опять киряют, снова валтузят друг друга как черти. Даю слово, кто хоть одну трамбовку фартовых перенес и жив остался, тому никакой зверь не страшен. Так-то, Тимка, — засмеялся участковый.

— Ни один фартовый так не отделает, как зверюга. А все потому, что голодный был. На пустое брюхо злобы больше. И тут, кто ни попади, на куски изорвал бы. Да только что с того, мне теперь в тайгу не сунуться, — вспомнил прощание с Притыкиным Тимоха и замолчал.

— Это ты брось, Тимофей. У нас в промысловиках всякие есть. С войны мужики. Даже калеки. А попробуй напомнить? Рад не будешь. Они бригаду сколотили и вместе охотятся. На нерпу, сивуча — на морском берегу. Понедельно. Одну неделю — в тайге, вторую — на море.

— Да что они зарабатывают? Гроши! За такой навар из Трудового разве голодный барбос убежит на море.

— Ну, конечно, с Притыкиным им не сравниться. У старика навыки, опыт. Он и зарабатывает больше других. Вдобавок свою добычу ни с кем не делит. А эти — поровну. На каждого, — поддержал участковый.

— Да и у деда не жирно. Я почти за зиму всего два куска заработал.

— Это же мои полгода работы! С вами, фартовыми. А я, не хуже деда, считай, сутками на охоте. Среди фартовых попробуй выжить. Да еще не разряжая пистолет. Лишь в крайнем случае такое дозволяется. Вот и вдумайся, кому сложнее.

— Ничего себе! Сравнили! Да в тайге вам не дышать. Только дядя Коля и крепится. Там не всякий фартовый приклеится, — возмутился Тимка.

— А что дед? Вернулся с охоты, протопил зимовье и спи…

— То-то и оно, что в него надо суметь вернуться, — выдохнул Тимоха.

— Я тоже не всегда уверен в своем возвращении. Потому зарплату свою большой не считаю.

— Так у вас и надбавки идут на нее, и коэффициент. А нам — ни хрена! Что сдали, за то получай. В голом виде! — злился Тимка.

— Зато вы на еду не тратите. Всегда мясо есть! Заработки девать некуда. В тайге нет сельмага! — захохотал участковый.

— То-то на свою пенсию дед не может жить. В войну на его пушняк эскадрилью построили, а пенсию дали только по старости. Всего восемь рублей. Их на хлеб и то не хватит. Потому и ушел в тайгу. Чтоб с голода не сдохнуть. Нынче его пенсии по старости даже на чай не хватит.

А уж на рубаху, исподнее — говорить нечего. Они в тайге не растут. Их заработать надо. А легко ль в его годы на охоту ходить? Когда в войну пушняк сдавал — грамотой наградили. А что с нее? Лучше бы пенсию дали человеческую! — возмутился Тимка.

— Пособие это не я определяю. Будь моя воля, не обидел бы старика, — вздохнул участковый и поспешил уйти из палаты, покрасневший и смущенный справедливыми упреками.

— Две тысячи тебе мало? А я вот за гроши работаю. Мне за год таких денег не скопить. Едва концы с концами свожу, — пожаловалась няня. — Сын и муж на фронте погибли. Приходится самой о себе заботиться. Трудно. А кому легко теперь? Но жить надо. Вот и маюсь. А ты: две тыщи — не деньги. Да где ты больше заработаешь, сынок?

Тимка молчал. Думал.

Сколотить свою «малину»? Но рано иль поздно накроют легавые. Опять в ходку. На годы. Выживет или нет, кто может знать заранее? Если живой вернется, то уж совсем старым. Как Притыкин. Ни одной «малине» не нужен станет. А навар на старость фартовые не дадут. Свои кровные не сумел взять. Зажилили. Вот и придется, как охотнику, в тайгу. На пособие не протянешь. «А что, если самому? Без «малины»? Без кентов? Пофартовать с год, чтобы на остальную прожитуху… Забиться куда-нибудь потом. И дышать тихо, незаметно. Но сыщут кен- ты. За снятый навар калган оторвут», — вздрогнул мужик, оглянувшись на скрипнувшую дверь.

В палату заглянул фартовый. Встретившись взглядом с Тимкой, к себе поманил. Но понял, что тот не может встать, и вошел в палату, протиснув впереди себя пузатую сумку.

— Подсос тебе кенты передали. Тут шамовка, курево, — подморгнув, указал на горло, мол, и этим не обошли.

— С хрена ли загуляли? То свое зажали, теперь на долю посадили? — удивился Тимофей.

Няня, услышав грубые слова, вышла из палаты, обидчиво поджав губы.

Фартовому того и нужно было. Вмиг повеселел. Уселся на койку и заговорил тихо:

— Тут, Тимоха, дела закручиваются такие, что от них макушка дыбом стоит. Нас, фартовых, мусора вздумали из Трудового вышибить. Всех, кто не вкалывает на пахоте. И не куда-нибудь, а в Вахрушев. А там одни иваны. С них налог хрен сорвешь. Законных держать не станут. На отвал пошлют. Иль на обогатительную — на уголек, с транспортера породу выхватывать. На колотуне круглые сутки. И ни кайфа, ни баб. Дыши как знаешь.

И поселок весь под запреткой. Одни зоны.

— Мне это по хрену. Я уже вольный. Из больницы вылечу и на все ветры. Что мне Вахрушев? Ксивы легавые уже нарисовали. Так что от винта, фартовые. Мне с вами не по кайфу. Мое не отдали. И сами не сожрете! Подавитесь! Нет дурных на вас вкалывать! — обрадовался Тимофей.

— Твое и наше бугор прижопил. Он теперь далеко. За трамбовку мусора загнали в зону, в Тымовск. Теперь не выберется. Оттуда никто слинять не смог. Накрылся общак. Не только твое, а и наше пропало. Но ты вольный. И сгреб хоть что-то у старика небось? — полюбопытствовал фартовый.

— Хрен у него сгребешь. Он, падла, и мое в казенку сдал. Задарма, считай, зиму мыкался, — признал Тимофей.

— Два куска — задарма? Мы на деляне по три сотни брали. Не больше. А вкалывали — пар из задниц валил. Думаешь, там лафа была? Забыл? Да я бы к деду с потрохами! Лишь бы взял, старый хрен! Только бы не в Вахрушев! Может, потрехаешь с пердуном?

— Не сладишься. Век свободы не видать, не сдышитесь. Паскудный козел. Да и я с ним — вдрызг… Не сботаемся. Не велел рисоваться в зимовье. Крышка! — признался Тимка.